надеясь, что она захлопнется раньше, чем Юлик войдет, тем самым избавив меня от его общества хотя бы ненадолго. Конечно, случись это на самом деле, придется возвращаться и снова открывать, но помечтать приятно.
Полутемный коридор создавал ощущение пустоты. В самом начале, когда я только пришла сюда работать, мне все время казалось, что в здании никого нет, я совершенно одна. Это было приятно, быть одной мне нравилось. За годы учебы в АТМа я общалась с людьми только тогда, когда без этого не обойтись. С подружками, конечно, чаще, но даже без них, положа руку на сердце, я могу прожить.
А если уж совсем начистоту, не думаю, что в моей жизни есть хоть один человек, без которого я не могу прожить. Другое дело работа. Если у меня отнять работу, пропадет весь смысл, поэтому держаться за нее я намерена до последнего. Когтями, зубами и хвостом.
— Посиди в кабинете, — коротко сказала я Юлику и, не дожидаясь ответа, пошла к Макарскому. Водопляс застал меня как раз в момент, когда я бродила по Гораславлю, придумывая аргументы в свою пользу.
Начальник занимал кабинет средних размеров, в котором кроме шкафов и вешалки было два огромных стола и подальше от них — четыре стула для посетителей. И все. Аскетизм этого мира значительно превышал тот, где я родилась.
— Можно?
Заходить к нему можно и без приглашения, главное — постучать.
— А, Катерина Ивановна!
— Это я.
— Чем обязан?
— Все тем же.
— Присаживайся.
Беседа, судя по прошлому опыту, намечается и правда длительная.
— Господин Макарский, я по поводу работы.
— И что там?
— Я уже обращалась к вам с просьбой вернуть меня на ветку расследования тяжких преступлений, и вы обещали подумать.
— Ах, Катя, оно тебе надо? — с участием спросил Макарский.
— Надо!
Ну вот, нервы сдают, на начальство рявкаю. А этого нельзя, он не кукла для битья, сразу на место ставит. Вон как взгляд заледенел.
— Катерина Ивановна, озвучиваю вам решение сыскного совета и мое лично. Вы переведены на внутренние расследования и впредь останетесь тут. Хватит лезть на рожон.
— Но я справлялась!
— Ты справлялась. Но работа сыскаря тяжких преступлений очень… опасна, Катя.
— Со мной никогда…
— Я не о тех опасностях! — он отмахнулся. — Не о телесных. Я о духовных. Когда ты видишь то, что делают люди с себе подобными, как они поступают… жизнь меняет тебя. А молодой женщине не пристало рыться в этом дерьме всю жизнь. Несколько лет ты отдала сыску, хватит.
— Но я хочу!
— Хватит, Катя!
Ну вот, опять голос, которым дают понять, что спор бесполезен. Можно разворачиваться и идти отсюда дорогой длинной. И чего они все как один решили, что мне нужен отдых и другая, морально менее тяжелая работа?! Меня все устраивало! Убийцы и насильники, извращенцы и маньяки… Только в народных сказаниях их тьма-тьмущая, на деле это пьяные драки да денежные махинации. Короче, все не так интересно. Глупо все. Когда видишь, как по- глупому народ гибнет да других за собой тащит, просто диву даешься! А насчет тяжести груза, который ложится, когда ты понимаешь, ЧТО люди делают с себе подобными… Этот груз на мне уже много лет. Вряд ли меня им удивишь.
— Положа руку на сердце, Катя, не хочешь ли ты сказать, что работа ничуть на тебя не влияет? — поинтересовался Макарский. — Что временами тебе не дышится так, будто воздуха мало?
Врать ему не станешь, не выйдет. Тогда, в лесу, он привел сыскарей и спас меня из жертвенного колпака. И на работу взял после АТМа, и обращался как со старой знакомой. Макарский много для меня сделал, пусть даже теперь ему вожжа под хвост попала и он не дает мне работать по-прежнему!
Пришлось вынужденно кивнуть. Конечно, сказывается. Душит, он прав, иногда просто до одури душит. Я давно уже смотрю на людей оценивающе: сразу прикидываю, на что этот человек способен. Что за секреты у него за душой? Какие тайны он может хранить и каких неприятностей от него ждать? И еще я уверена, что у каждого, просто у каждого встречного есть скелеты в шкафу, разве что разной величины. А целиком и полностью добропорядочных людей попросту не бывает. Банально? Да, банально, но что вся наша жизнь, как не череда бессмысленных банальностей?
— Ладно, поймали. Но профессиональная деформация есть у всех. И почему вы считаете, что она как-то по-особому на меня влияет и портит жизнь?
