числа.
— Восемь павших. Буквально. От жары. Пришлось погрузить их на телеги. Вчера было двенадцать, позавчера — всего пятеро. Учитывая, что мы ускорили темп, не слишком плохо. Но потом все втянутся, и их снова станет меньше.
«Совершенно верно, — подумал Катон. — Непривычные к длительным маршам хуже всего чувствуют себя в начале, но потом привыкают».
— Похоже, нашим друзьям-гвардейцам не хватает хорошей тренировки.
— Тогда они попали в нужное место и к нужным людям, — ответил Макрон, закрывая таблички и убирая в сумку. Достал кусок вяленого мяса, оторвал зубами небольшую полоску и принялся жевать. Катон дождался, пока он проглотит, и заговорил снова:
— Что о них скажешь?
Макрон почесал засаленные волосы, раздумывая.
— Тренировка и дисциплина хорошие. Как и боевой дух. Они твердо верят в то, что они лучшие воины во всей армии. Конечно, имеют на это право, учитывая, что их отбирали из легионов в награду за отвагу в бою и хорошую службу. Даже те, кого сразу назначили в гвардию, отбирались за рост и силу. Так что им следует быть хорошими воинами.
— Но…
Макрон улыбнулся.
— Но я все равно предпочел бы ребят из Второго легиона Августа, по-любому. Без постоянного участия в боях, в сложных условиях, так, как мы воевали на границе, даже лучшие со временем теряют кондиции.
— Точно.
— В любом случае, у всех их будет шанс доказать, чего они стоят, и очень скоро.
Макрон оторвал еще одну полоску соленой говядины и яростно задвигал челюстями, чтобы размягчить мясо, высушенное до состояния кожаного ремня.
— Похоже, наш друг Цимбер не очень-то рвется увидеться с бунтовщиками. Всякий раз, как на него ни посмотрю, у него такой вид, будто он только что лизнул ссанины с крапивки.
— Стоит ли винить его за это? Его родной город разграбили бунтовщики, а потом, когда он уже думал, что он в безопасности, его заставили идти в бой.
— Будь я на его месте, я бы вернулся домой и хорошенько накостылял бунтовщикам.
— Да уж, точно, — с улыбкой сказал Катон. — А что насчет командиров? Я тоже на них поглядываю, но ты что скажешь?
— Ветераны хороши, сам знаешь. Особенно Секунд. Бывалый парень, сразу видно. Остальные тоже знают свое дело и умеют добиваться того же от своих подчиненных. В их центуриях редко бывают отстающие. По большей части они из центурии Порцина.
Макрон прищелкнул языком.
— Вот у него тяжелое дело. Тренировки не хватает, едва держит темп наравне со своими. Не удивлюсь, если завтра увижу его на телеге вместе с другими отставшими.
— Я тоже, — ответил Катон, задумываясь. — Если он не придет в норму, и поскорее, придется назначить его командиром обоза, а Пульхра поставить во главе пятой центурии.
Макрон надул щеки.
— Думаешь, стоит? Командуя обозом, он нам ничего плохого просто не сможет сделать, но если у него на уме что-то скверное, он это с легкостью сделает, имея под командой восемьдесят гвардейцев.
— Он с нами в одной лодке. Если будем держаться друг за друга, может, и выберемся живыми из этого дела. Даже Пульхр должен это понимать. Но пока что он останется там, где и был. А мы приглядим за Порцином. Если он не начнет справляться, придется разжаловать его в обоз.
— Пойдет.
Катон протянул руку за флягой и сделал изрядный глоток. Вода была теплой и не слишком-то освежала. Он закрыл флягу затычкой.
— А что насчет Петиллия?
— О, вот это настоящая загадка. Расхаживает с таким видом, будто он лицедей из театра. Аккуратно стрижет бороду, укладывает волосы, и если бы я не смотрел на него все время, то решил бы, что он подводит глаза, чтобы они казались побольше.
— Правда? — ошеломленно спросил Катон. — Не может такого быть. Ни один нормальный воин не станет такого человека слушаться.
— Нормальный — возможно, насчет гвардейцев не скажу. В конце концов, они всякого дерьма насмотрелись, ошиваясь вокруг дворца императора, какого нормальный воин за всю свою жизнь не увидит. Думаю, они к такому привыкли. В любом случае, он популярен среди своих парней. Он им нравится.
— Юпитер создал центурионов не для того, Макрон, чтобы они нравились. Он создал их грубыми и агрессивными, готовыми ради дисциплины пустить в ход жезл при любом удобном случае. Их должны уважать, да. Но любить? Когда ситуация становится безнадежной, любовь может стать делом
