опасным.
Макрон сморщил лоб.
— Типа чего?
— Сам не знаю. Кто знает, какие игры замыслили боги, отправляя нас сюда? Я просто хочу сказать, что не слишком здорово, когда центурион нравится своим подчиненным.
Катон подобрал камешек и бросил его в середину костра. Угли взорвались крохотным облачком искр.
— В любом случае, Петиллий крут, как и его парни. Сам настоял, чтобы нести свое снаряжение, — продолжил Макрон. — Надеюсь, что, когда придет время, он покажет умение управляться с мечом, а не желание сохранить красивые черты лица. Никогда ведь не знаешь, как скажется ужасный шрам на лице на твоей популярности у знатных дам в Риме.
Он сказал это совершенно спокойно, безо всякого намерения оскорбить, понял Катон, но все равно непроизвольно поднял руку к лицу, касаясь протянувшегося через бровь и щеку шрама. Могло ли это отвратить от него Юлию? До сих пор он не думал о шраме как об уродстве. Возможно, так и есть. Возможно, Юлия предпочла неиспорченное лицо Криста. И Катон прокашлялся с тихим рычанием.
— А что насчет трибуна?
Макрон слизнул с зубов остатки мяса, собрал во рту слюны и сплюнул в сторону.
— Он не воин. И уж точно не командир. Слишком тихий. Пока что справляется с тем, чтобы закупать у местных припасы, но я не доверю ему командовать людьми в бою. Лучше бы он остался в Риме, рисовать картинки своих чудесных экипажей. Не понимаю, зачем вообще Вителлий потащил его в этот поход.
— Да, я тоже об этом думал.
Для Катона единственной разумной причиной присутствия Криста было то, что Вителлий знал о его связи с Юлией, решив таким способом его мучить. И он не простит этого легату. Подняв взгляд, он увидел, что Макрон с интересом смотрит на него.
— Что?
— Мне стоит что-то узнать насчет Криста?
— Что ты имеешь в виду?
— Есть ли какая-то причина тому, что он отправился с нами? В противном случае, я не вижу в этом никакого смысла, учитывая, что мы вполне могли оставить его в Тарраконе.
Катон помолчал.
— Крист прикомандирован к когорте. Я решил, что следует дать ему шанс пойти в бой вместе с остальными, — безразлично сказал он.
Макрон с сомнением поглядел на него.
— И ничего более?
— Да.
Центурион мгновение недоуменно глядел на него и пожал плечами.
— Как скажешь.
Повисла неловкая тишина, а затем Макрон заговорил снова:
— Ты в порядке, парень? Последние пару дней ты витал где-то совсем далеко. Потерялся внутри себя.
— Я в порядке. Благодарю тебя, центурион Макрон.
Протянув руки, Катон взял плащ и накрылся, ложась на землю.
— Теперь, если не возражаешь, я посплю. И тебе стоит поспать побольше, пока есть возможность. Доброй ночи.
Макрон удивленно поглядел на него, изумившись столь очевидному обману. Но он уже давно привык к перепадам настроения у Катона и знал, когда лучше оставить друга в покое.
— Пойдет. Доброй ночи, командир.
Когорта миновала военное поселение Цезаравгусту и холмы за ним, и теперь гвардейцы вышли на сухие равнины земель кельтиберских племен. Белые туники покрылись красноватой пылью, а кожа — грязью из смеси пыли и пота. Лишь остановившись у реки, они смогли привести в порядок себя и снаряжение, но к концу следующего дня все снова стало грязным. Как и предполагали Катон с Макроном, воины все больше привыкали к тяготам похода, и отстающих можно было пересчитать по пальцам. Немногие, постарше возрастом и недостаточно тренированые, которые уже не могли двигаться дальше, остались в военном поселении, чтобы дождаться основного отряда, возглавляемого Вителлием. Даже центурион Порцин остался в строю, упорно ведя вперед свою центурию, несмотря на пузыри на ногах, которые вскоре лопнули и превратились в кровавые мозоли.
Здесь жило куда меньше людей, лишь изредка на пути когорты встречались фермы, обитатели которых едва сводили концы с концами, в местности, где летом немилосердно жгло солнце, а зимой случались морозы. В тех поселениях, через которые проходили гвардейцы, большую часть дня царила тишина,
