Маркус объявил семьсот четыре секунды молчания – по секунде на каждый день, прошедший с Ноля. Около двенадцати минут. На это время следовало остановить любую деятельность, за исключением жизненно важной. Все выжившие должны были лишь думать о погибших, вспоминать их и оплакивать. По окончании Землю, которая была и которой больше не существует, следовало оставить в прошлом и начать думать о настоящем.
Свернувшись в позу эмбриона, Дина плавала в одиночестве посреди своей мастерской и слушала непонятный скрежет и писк из динамика своего приемопередатчика. Из всех обитателей Облачного Ковчега она одна знала, что ее семья жива и, вероятно, будет жить еще довольно долго. Единственное, чего она не знала – лучше это или хуже, чем знать, что все они мертвы. Все, что она могла для них сделать, заключалось в последней радиограмме Руфуса – НЕ ПОДВЕДИ НАС. От морзянки не оставалось ни распечаток, ни цепочки мейлов на экране планшета. Она не сможет вернуться на несколько экранов назад и перечитать свой недавний радиообмен с Руфусом. Остается лишь надеяться, что она нашла правильные слова и что Руфус их не забыл и все перескажет остальным сегодня за ужином.
Потом она попыталась скорбеть обо всех, кто умер, но обнаружила, что их слишком много. С эмоциональной точки зрения это было все равно что читать о великой войне, закончившейся сотню лет назад. Возможно, Маркус этого и добивался. Пусть даже внизу еще продолжали умирать люди, следовало заставить себя думать о них, как о жертвах картофельного голода в Ирландии или о жителях Нового света, которых экспедиция Колумба заразила множеством неизвестных им болезней. Жалость, и даже ужас, были уместны. Однако требовалось эмоционально отстраниться от катастрофы. На это у них было семьсот четыре секунды.
Вместо этого Дина стала думать о том, что именно ей следует делать, чтобы не подвести Руфуса Макуори. Ответ был прост и сводился к тому, что делать следует правильные вещи, вести себя с честью и не отступать от кое-каких несложных моральных стандартов. Что-то вроде кодекса поведения для пионеров Дикого Запада. Понять подобный кодекс достаточно легко, хотя придерживаться его будет посложней. Загвоздка заключалась в том, что Руфус Макуори не был ковбоем, и уж тем более – проповедником. Он был шахтером – тем, кто роет, взрывает, строит, заключает сделки. Если он и придерживался при этом простого кодекса чести, то не ради самого кодекса, а чтобы чего-то достичь и в процессе не продать свою душу и не лишиться репутации. Кодекс был лишь инструментом, таким же, как лопата или динамит. Инструменты служили, чтобы строить, а гордость от того, что не подвел, приходила потом – когда можно было разогнуть спину, осмотреть дело рук своих и передать созданное детям. Дина могла провести всю жизнь, ни разу не нарушив данного слова, оценивая каждого по делам его и все такое. Безусловно, Руфус бы это одобрил. Однако хотел он от нее все-таки другого. Всего в нескольких словах он поручил ей взяться за дело во имя будущего.
– Ты закончила?
Дина повернула голову и увидела, что в МОРЖе плавает Айви, глядя на нее через люк.
– Слушай, прошло всего каких-то двести…
– Маркус сказал, ко мне это не относится. Он дал мне задание. И мне потребуется твоя помощь, – сказала Айви.
– Вот ведь стерва!
– Сама ты потаскуха.
– Ну что, вперед?
– Помнишь те времена, когда Интернет только появился и не у всех твоих знакомых он был? – спросила Айви. Она вела Дину через бесконечный на вид лабиринт пристыкованных модулей и хомячьих труб, направляясь куда-то на периферию «Иззи».
– В моем кругу все им довольно быстро обзавелись. Ты, похоже, шахтеров совсем не знаешь.
– А в моем – нет. У нас там попадались ретрограды из тех, кто распечатывает мейлы на бумаге, чтобы их прочитать, или спрашивает у тебя номер факса через двадцать лет после того, как ты выбросила чертов аппарат на помойку.
Они стремительно двигались сквозь абсолютное безмолвие станции, где прошло лишь примерно пять из двенадцати минут молчания. За открытыми люками на них возмущенно оборачивались – но потом, узнав в лицо, снова возвращались к оплакиванию, молитвам, медитации или чем они там все занимались.
Дина понимала, что это очень важно – и все равно втайне была рада, что Айви организовала для нее исключение, позволившее вместо скорби заняться делом.
– И какое это имеет отношение…
– Вся наша система – «Параматрица» и прочее – работает только в том случае, когда каждый корабль в Ковчеге соблюдает правила игры. Регистрируется в системе, поддерживает связь согласно оговоренным протоколам, подчиняется командам от роя. Любой корабль, который решит летать сам по себе, с точки зрения разрушительного потенциала все равно что метеорит.
– У нас такой завелся?
– Несколько штук. Но основные неприятности – от одного.
– Уже были столкновения, или…
– Пока нет, но каждый раз, когда он проходит рядом, «Параматрица» взрывается красным и доброй сотне капель приходится жечь топливо, чтобы изменить курс. По существу весь Ковчег сейчас кувыркается вокруг одного корабля.
