настоящие блокпосты с длинными железоникелевыми шлагбаумами поперек кольца. Таким образом красные добились того, что Око не могло зайти на «их» территорию. В итоге вместо того чтобы двигаться по кругу, как часовая стрелка, Око болталось между барьерами, как маятник, и посещало только орбиталища синих. Правда, последние полтора столетия красные тоже сооружали что-то гигантское – своего рода анти-Око, которое, вероятно, будет подобным образом курсировать по их сегменту. Однако это сооружение так ни разу и не сдвинулось со своей геостационарной орбиты над Макасарским проливом, и никто из синих не знал, когда же его наконец запустят.
Крутящийся город назывался Большая Цепь и служил обрамлением «зрачка» в центре Ока. Само Око сходилось к двум уголкам: один всегда направлен к центру Земли, второй – от него. Из каждого тянулся трос – точнее, пучок самовосстанавливающихся тросов с запасом по толщине. Тот, который был протянут к Земле, достигал чуть ли не самой поверхности, и на нем болталась Колыбель. Внешний выходил за пределы обитаемого кольца и цеплялся за Большой Камень, который служил противовесом. Вытягивая или укорачивая этот трос, можно было менять центр тяжести всей конструкции, соответственно заставляя ее замедляться или ускоряться во время перемещения по кольцу. Именно так Око достигало того или иного орбиталища и совершало остановки в случае необходимости. Во время них между кольцом и Оком налаживали переправку людей и товаров посредством эмок, транспортных челноков, вьиных роев или механических кишок, выдвигавшихся подобно щупальцам.
Каким бы большим и мультикультурным ни было орбиталище, по сравнению с надвигающимся Оком оно, если выражаться донулевым языком, кажется всего лишь степным городком, на горизонте которого вдруг возникает передвижной Манхэттен. Он накатывает на тебя, вступает во всевозможные контакты, а затем уходит дальше. Также Око представляло собой наиболее быстрый и удобный способ передвижения между орбиталищами. Именно поэтому Кэт-два требовалось узнать, где оно находится и в каком направлении движется в данный момент.
В данный момент Око находилось у крупного нового орбиталища Акюрейри, в двадцати градусах к западу от предполагаемого апогея их маршрута, а затем должно было двинуться к кладбищу Кабо-Верде, разделявшему гринвичский отрезок и Рио. Значит, оно на пути в ту часть кольца, где в основном проживают айвинцы.
– Может, махнем и поймаем Око? – предложила Кэт спутникам.
Имелось в виду, что нужно воспользоваться огромным алюминиевым кнутом (крайне распространенное устройство на кольце, которое выводит эмки на более высокую орбиту). Пока они будут плавно проходить апогей за пределами кольца, всё, включая Око, пройдет под ними, как в быстрой перемотке, и на обратном пути их эмка окажется в точке контакта. Там они пристыкуются к любой из сотен стоянок, без лишних трудностей пройдут через Карантин, а потом каждый пойдет своим путем: либо подождут, пока Око доставит их куда надо, либо пересядут на какую-нибудь пассажирскую эмку или лайнер, идущий напрямую в конкретный сегмент. Еще можно купить билет на лифт и спуститься до самой Колыбели, а то и вовсе остаться на Оке, которое тоже является самостоятельным орбиталищем, где многие живут всю жизнь. Иными словами, «поймать Око» всегда предпочтительнее, чем оказаться в каком-нибудь случайном орбиталище, откуда выберешься в лучшем случае через несколько дней, если не недель, так что такие предложения обычно даже не обсуждаются.
– Я за, – не задумываясь, поддержал Рис.
Кэт-два посмотрела на Беледа, тот смотрел на нее. Тут она поняла, что феклит просто-напросто пялится: основной инстинкт остался прежним, невзирая на тысячелетнее разделение рас и прочие социокультурные изменения, связанные с жизнью в космосе.
Кэт-два вопросительно изогнула бровь.
– Конечно, – сказал Белед.
– Значит, единогласно. Я отстучу, – объявил Рис и отвернулся к панели управления.
У Кэт-два защекотало между ног, и от смущения ее лицо залилось теплой краской. Белед, возможно, ощущал то же самое, но феклитов учили не выставлять своих чувств напоказ – из убеждения, что, например, именно проявление страха вызывает испуг, а вовсе не наоборот. Генеалогию этого убеждения можно было при желании проследить вплоть до древних спартанцев.
Возможно, заметив какую-то искорку между Кэт-два и Беледом, Рис с преувеличенной сосредоточенностью погрузился в работу. Как и в прошлом, это проистекало из элементарной вежливости и желания дать другим «немного воздуха». Это выражение по-прежнему имело хождение в орбиталищах, хотя, строго говоря, воздуха там могло и не быть вовсе, поэтому вернее было бы говорить просто «пространство». Кэт вполглаза наблюдала за тем, как Рис отдавал краткие команды «Параматрице» (и с «отстукиванием» – что бы это ни значило – его действия не имели ничего общего, но что поделать: язык динайцев вообще богат на непривычные выражения). Получалось, что их маршрут пролегал через двадцатикилометровый просвет между орбиталищами Сент-Экзюпери и Кнутхольмен. Точно между ними располагалась кнут-база из тех, что обслуживали почти каждое мало-мальски солидное орбиталище. Кнут-база представляла собой маленький жилой модуль на пять-шесть человек, которых сменяли раз в несколько месяцев, иначе можно сойти с ума от скуки. Они следили за тысячами цеплетов – новейшим поколением роботов, которых разработал еще Рис Эйткен на борту «Иззи». По сути, это были те же вьи, но размером не с ноготь, а гораздо крупнее. Цепи, в которые они соединялись, обладали массой и тягловой силой товарных составов донулевой эпохи. Они могли изгибаться и щелкать, как хлыст, а также захватывать удаленные цели, как леска с крючком. Естественно, постепенно механизм изнашивался и ломался. В принципе, осматривать и чинить цеплеты могли и другие роботы, но синие исторически предпочитали человеческое участие, и поэтому большую часть работ выполнял экипаж кнут-базы: работники из плоти и крови. В общем, если цеплеты хорошо обслуживались и если больше никто из космических
