Ыттыгыргын

и всё.

– Никаких китов, Мозес. Это очень кстати, что ты в курсе возможных проблем. Но убивать никого не станем. Девушка не представляет опасности. Если бы она хотела, мы были бы уже мертвы.

Мозес молчал, но по виду его Макинтошу было ясно: машинист-механик ждал другого ответа. Подвижное лицо его с такой скоростью меняло выражения, как если бы Мозес теперь же мысленно советовался одновременно со всеми своими товарищами по переписке. Никаких собеседников, конечно, не было. Но подобная мимическая работа была ярчайшим признаком сложных мыслительных процессов внутри головы машиниста-механика.

Презанятное зрелище.

– Мне пора, Мозес. И вернувшись, я рассчитываю найти девушку живой, – Макинтош направился к двери.

– Погоди, капитан. Покажу тебе кое-что, – решился, наконец, Мозес.

15. Умкэнэ наедине с Большой Тьмой (за полчаса до)

Пароход ныряет под эфир в тот самый момент, когда Мити прекращает петь. Она замирает, прислушивается. Ищет ослабевшими эйгир Маленькую Тьму. Ничего. Пусто.

Маленькая Тьма умерла, не дождавшись изнанки.

Что со мной? Кто здесь?

Томми. Всё в порядке, мальчик. Всё хорошо. Кажется.

Нужно выбираться. Мити шевелит невидимыми эйгир. Её мир – тесная утроба томми. Дальше – пелена сна. Ещё немного – и Мити укутается в неё целиком. Она почти не чувствует уже тошнотворные цвето-запахи парохода. Это хорошо. Она не слышит Аяваку. Плохо.

Нет. Спать нельзя.

Ну-ка, мальчик. Нам пора, давай. Мити тянет непослушные эйгир к пугливой душе томми. Маленькая Тьма повредила его изнутри, но томми твёрдо помнит маршрут туда, где ждут его тепло и спасение. Не бойся, мальчик, я помогу тебе. Мити собирает остаток сил, чтобы сдвинуть его с места.

– Куда-то собралась? – спрашивает Большая Тьма.

Здесь, на изнанке, она всюду. Мити не нужны эйгир, чтобы знать это. Изнанка – и есть Большая Тьма. Кэле.

Часть его заперта в огромном неживом шаре, опутанном латунными трубами. Мити видит этот шар глазами томми.

Но весь Кэле – летит, несётся по течению вместе с «Бриареем», обнимает его огромными чёрными щупальцами.

Мити – это всё, что ему нужно. Бьётся, беснуется запертая в шаре Тьма. Рвёт обшивку парохода, втискивается внутрь Тьма из подэфирного течения.

Ирония: снотворное, с которым Мити так упорно борется вот уже несколько часов, защищает её сейчас. В этом мокром белом песке вязнут не только эйгир и мысли Мити, но и Большая Тьма.

Бежать.

– Ты никуда не уйдёшь.

Не отвечать. Правой. Левой.

Давай, мальчик, вперёд. Очень хочется спать. Во сне кружит метель и огромная снежинка падает на нос – тает, а где-то совсем недалеко спряталась евражка.

Не спать. Мити открывает глаза. Она почти уснула. Без её помощи томми снова замер на месте, не способный пошевелиться.

– Как дела у моих девочек?

Входит британец, мёртвый душой. Доволен. Думает, что всё идёт по плану. По его плану. Британец не видит Большую Тьму. Не умеет видеть. Ему кажется, он здесь главный. Мысли британца – сепия, амин, ваниль, индол, красный, циннвальдит. Он предвкушает.

Вслед за британцем появляются томми. Ещё один. И ещё.

Нужно уходить, но её томми не двигается с места. Шестерёнки его механизма примёрзли друг к другу.

Британец достаёт пенковую трубку – такие же Мити видела у онтымэ в британском порту и у многих майныян. В трубку принято насыпать смесь высушенных и перемолотых листьев, но британец сыплет туда кристаллы Тьмы. Он вдыхает чёрный дым, наполняется Тьмой до краёв.

– Выпусти меня, – требует Большая Тьма.

Британец слышит Тьму как эхо собственных желаний. Он плохой слуга, не умеет выполнять указания точно, своевольничает, путает, забывает.

– Выпусти меня, – повторяет Большая Тьма терпеливо. Но Мити чувствует в её голосе скрытый гнев.

Британец подходит к шару, в котором заперта Тьма, и принимается колдовать над ним. Он доволен, как ребёнок, задумавший напакостить родителям. Наконец, британец завершает свой ритуал, и от Большой Тьмы отделяются кристаллы, которые тотчас плавятся, чтобы по латунным трубам улететь прочь. Мити, отгоняя на мгновение сонную пелену, бросает эйгир вслед. Ей нужно знать.

Длинные иглы, не встречая препятствий, проникают в спящие тела пассажиров, и в каждого из них вливается Тьма. Растекается по венам, сковывает разум, наполняет безумием.