Ручка была сделана из темного, прекрасно отполированного дерева. Последние шесть дюймов покрывал тончайший серебряный узор: прихотливое переплетение виноградных листьев и гроздей.
— Прекрасно, — признал Арбели, поднося зонт к свету. — Сам сделал? И сколько времени это у тебя заняло?
Джинн улыбнулся:
— Две ночи. Я видел такой в витрине. Попроще, конечно, но идея мне понравилась.
— Даже чересчур шикарно, — покачал головой Арбели. — Люди подумают, что ты важничаешь.
— Пусть думают, — нахмурился Джинн.
Он забрал у Арбели зонт и осторожно, чтобы не испачкать шелк, поставил его в угол.
Этим вечером Джинн опять отправился на Бауэри. Улица одновременно манила и отталкивала его: огромный шумный лабиринт, извивающийся по южной оконечности города. Он чувствовал, что скоро устанет от этого сомнительного района, но пока прогулки туда служили неплохим ночным развлечением.
Он еще не совсем привык к зонту. Гуляя под ним, он чувствовал себя будто в круговой осаде. Дождь колотил по тугому шелку, и тот гудел, как целая стая мух.
Скоро дождь превратился в легкую морось. Джинн осторожно закрыл зонт — складной механизм иногда заедало — и свернул его, чтобы защитить шелк от тлеющих угольков, иногда летящих с надземки. В этот раз он шел по делу.
Лавка, где он покупал золото и серебро, находилась примерно посредине Бауэри, неподалеку от перекрестка с Бонд-стрит. Случайный прохожий заметил бы только табачную лавку, зажатую между баром внизу и борделем наверху. Из-за такого соседства все совершаемые в лавке сделки проходили под аккомпанемент трясущейся наверху мебели. Распоряжался в лавке барышник по имени Конрой, маленький, опрятный ирландец. Его взгляд из-под круглых очков был умным, цепким и всегда оценивающим. Под началом Конроя состояла маленькая армия из мускулистых парней. Иногда один из них приближался к хозяину и шептал что-то ему на ухо. Конрой на минуту задумывался, а потом либо кивал, либо мотал головой — все это с одним и тем же выражением мягкого сожаления. А здоровяк исчезал, явно направляясь куда-то по недобрым делам.
Когда Джинн вошел в лавку, двое пьяниц стояли у прилавка, покупая табак и папиросную бумагу. Конрой заметил его и улыбнулся. Как только покупатели ушли, он запер дверь и вывесил на окне табличку, а потом начал вытаскивать из-под прилавка целую коллекцию красивых серебряных вещиц: столовые приборы, брелоки, ожерелья и даже маленький подсвечник.
— Чистое серебро? — спросил Джинн, рассматривая подсвечник.
— Чище не бывает, — заверил его Конрой.
На подсвечнике не видно было царапин, свидетельствующих, что Конрой проверял металл, но маленький ирландец никогда не ошибался.
— Сколько?
Конрой назвал цифру. Джинн предложил в два раза меньшую, и они довольно долго препирались, закончив ценой, которая, по мнению Джинна, была лишь слегка завышена. Он заплатил. Конрой завернул подсвечник в бумагу и перевязал бечевкой, будто кусок мяса.
— Если хочешь, — предложил он, — можешь подняться наверх. Бесплатно.
— Спасибо, нет, — покачал головой Джинн, засунул сверток в карман, простился и вышел.
Оказавшись на улице, он свернул сигарету и поднял глаза на окна борделя. Вот уж за что он никогда не стал бы платить деньги. Единственное удовольствие от такого акта будет чисто физическим, и в чем тогда смысл?
Закончив со своим делом, он решил пройтись по Бауэри до конца. Он шел мимо тату-салонов, похоронных бюро, закрытых театров и грязных забегаловок. Из распахнутых дверей игорного дома на улицу выплескивались звуки разбитной мелодии. Крысы шмыгали по водосточным канавам и скрывались во мгле под эстакадой надземки. Женщины с размалеванными лицами внимательно осматривали улицу и неизменно обращали внимание на одинокого, красивого, чисто одетого мужчину. Они призывно кивали ему от своих дверей и недовольно смотрели вслед, когда он, не оглядываясь, проходил мимо.
Весь интерес Джинна к улице Бауэри вдруг испарился. Все хорошее, что есть в человеческом желании, на ней, словно намеренно, обращали в уродливое и отталкивающее.
Он нашел пожарную лестницу и поднялся по ней на крышу, неловко зажав зонт под мышкой. Серебряная ручка зацепилась за перекладину, и Джинн едва не уронил его. Он проклял лестницу, проклял зонт и проклял обстоятельства, которые вынуждают его пользоваться тем и другим.
На крыше он свернул новую сигарету и закурил, глядя вниз, на улицу. Его раздражало то, что Бауэри так быстро надоела ему. Скоро восход. Пора возвращаться к себе на Вашингтон-стрит.
Сзади послышались глухие шаги по толю, и на мгновенье он даже обрадовался, что у него появится компания.
— У вас красивый зонтик, сэр.
К нему подходила молодая женщина, скорее девочка. На ней было заношенное и грязное, но когда-то дорогое платье. Она как-то странно наклоняла голову, точно та была слишком тяжела для ее шеи. Волосы у девушки были длинные, темные и падали ей на глаза. Но из-под них она внимательно
