нарисованная картина, иллюзия. Она может протянуть руку и легко отодвинуть ее.
Дрожа, она опустилась на колени и коснулась пальцами его лица. Оно было холодным и твердым.
Будто со стороны и почти равнодушно она чувствовала, как что-то поднимается у нее в душе, и знала: когда это вырвется наружу, то будет таким страшным, что сможет крушить дома.
Его волосы при падении растрепались, а кипа сдвинулась набок. Ему бы это не понравилось. Она привела все в порядок, стараясь касаться его как можно бережнее. Одна рука равви согнулась под неестественным углом к телу. Рядом лежал выскользнувший из руки конверт. На нем было что-то написано. Хава наклонилась поближе и прочитала: «КОМАНДЫ ДЛЯ ГОЛЕМА».
Она взяла конверт, и он хрустнул у нее в руке. В тишине комнаты звук показался громким, как треск фейерверка. Она машинально засунула конверт в карман пальто.
Она по-прежнему не двигалась. Но теперь она слышала какой-то звук, высокий, рваный и пронзительный — сначала совсем тихий, но становящийся все громче. И еще громче. В дверь начали стучать, и только тут она поняла, что источник звука — она сама и что она сидит на полу, раскачиваясь взад- вперед и зажав руками рот. Только теперь нашлись слова: «Равви, равви!»
Чьи-то руки держали ее за плечи, чей-то голос раздавался в ушах. И потом новый крик, уже не ее.
Чьи-то шаги — из квартиры на площадку и вниз по лестнице. Ее оттащили от равви и усадили на стул. В руку ей сунули стакан воды. А женщины- соседки уже ходили мимо нее туда-сюда, утирали слезы, тихо переговаривались, кивали и опять куда-то шли. Вбежал мужчина с докторским чемоданчиком в руке и с салфеткой, все еще заткнутой за пояс. Он встал рядом с равви на колени, приподнял его веко, приложил ухо к груди. Потом покачал головой и тяжело опустился на пол, уже никуда не спеша.
Одна из женщин накинула на тело простыню. Та на мгновенье вздулась, а потом мягко осела. Другая соседка завесила зеркало в гостиной.
Снова тихие переговоры. Теперь женщины бросали на нее любопытные взгляды. Кто она такая? Что делала в квартире старого вдовца? Хава понимала, что скоро они соберутся с духом и спросят ее. А она не сможет солгать. Не сможет, пока равви лежит здесь, прикрытый белой простыней. Надо уходить. Под взглядами соседок она встала и пошла к выходу, представляя, что они будут шептать у нее за спиной. Но ее это не волновало. То темное продолжало расти у нее в душе; ей срочно надо было попасть домой.
На улице было очень темно и ветер усилился. Он трепал ее одежду и грозил сорвать с головы шляпку. Она сняла ее и понесла в руке. Редкие прохожие останавливались и смотрели вслед высокой бледной женщине в темном платье и пальто, которая шла так, словно ее гнала вперед какая-то страшная сила. Крепко выпивший мужчина, заметив вышедшую на прогулку молодую женщину, решил предложить ей составить ему компанию. Она увидела, что он приближается, легко прочитала его намерения и подумала, что запросто могла бы убить его. Для этого ей не пришлось бы даже замедлить шаг. Но, подойдя ближе, пьяница рассмотрел ее лицо и тут же отшатнулся, перекрестившись. Позже он расскажет друзьям, что на Орчард-стрит видел самого ангела смерти, вышедшего на охоту за душами.
Комната в пансионе показалась ей еще меньше обычного. Она присела на край кровати, опустила глаза и увидела приставшие к рукам нитки и обрывки ткани. Что это? Через секунду она поняла, что это обрывки ее шляпки, которую она порвала на клочки, даже не заметив.
Она швырнула остатки шляпки на пол и сняла пальто. Возможно, если она проделает все, что делает каждую ночь, это поможет ей успокоиться.
Из шкафа она достала платье, пододвинула стул к окну и начала распарывать швы. Но ее то и дело отвлекали прохожие. Как обычно, это были пьяные мужчины и хихикающие девушки, припозднившиеся рабочие и молодые пары, радующиеся тайной прогулке. В головах у них теснились те же самые желания и страхи, что обычно, но сегодня это показалось ей оскорбительным. Они шли так, будто ничего не случилось! Разве они не знают, что равви мертв? Неужели никто не сказал им?
Ее руки двигались с лихорадочной быстротой, и неожиданно ножницы промахнулись. Одно из лезвий воткнулось в ткань, проделав разрез на длину пальца.
Вскрикнув, она швырнула платье на пол, закрыла лицо ладонями и долго сидела так, раскачиваясь и что-то мыча. Казалось, стены комнаты сжимаются вокруг нее. Выносить это было невозможно. Ей надо уйти отсюда. Надо двигаться. Иначе она потеряет власть над собой.
Без шляпки, пальто и без всякой цели она выскочила из дому и пошла вперед, не замечая ничего вокруг. Вечер стал совсем холодным, и в воздухе пахло морозом. В ярком сиянии почти полной луны свет газовых фонарей казался слабым и болезненно-желтым.
Она все шла и шла, сворачивая с одной улицы на другую. Вокруг менялись кварталы, районы и языки вывесок. Она ничего не видела и не обратила внимания даже на ярко-красные, плещущие на ветру вымпелы в Чайнатауне. Язык вывесок снова изменился, но она не заметила этого и все шла и шла в надежде хоть немного заглушить боль.
Прошло немало времени, прежде чем она успокоилась и обрывки мыслей перестали мелькать у нее в голове с такой бешеной скоростью. Она замедлила шаг, потом остановилась и огляделась. Перед ней тянулась длинная улица, застроенная высокими жилыми домами. Кирпичные фасады были обветшалыми и грязными, и все вокруг пропахло какой-то гадостью. Она посмотрела назад и не увидела ни одного знакомого дома, перекрестка, реки или моста, по которым могла бы сориентироваться. Стало ясно: она безнадежно заблудилась.
