ближайший забор. Свинья, осовело помотав головой, вновь улеглась в лужу.
Теплый тягучий воздух Ништявы оказался напоен совершенно непередаваемым ароматом пыли пополам с помоями. Примешивавшийся к нему сладковатый душок горелой соломы вызывал неодолимое желание зажать нос и сбежать в чисто поле немедля.
Иленка брезгливо морщилась, но терпела, стараясь поменьше вдыхать липкий тяжелый воздух. Эдан же резко побледнел, стоило ему сделать очередной вдох.
– Кошмар, ну и вонь! – с отвращением произнес он, зажимая нос.
– Ничего, потерпишь. Или твоя изнеженная нюхалка привыкла обонять только розы? – саркастически осведомился Поводырь, тут же заработав тычок под ребра от Арьяты и тяжелый взгляд от Эдана.
– Нет, вот чего я такого сказал? – возмутился Шири, потирая пострадавший бок.
– Да так… Ничего. Просто мы уже пришли, – свернула тему менестрелька, останавливаясь возле приземистого мрачного здания с аляповатой вывеской. Таланту художника, осчастливившего шинок своим творением, можно было только посочувствовать. Ну, или позавидовать, если вы являетесь почитателем какого-нибудь постмодернового кубизма. На рассохшихся досках он намалевал бочку с дужкой, призванную изображать деревянный кухоль[10], и сидящего с нею в обнимку оборванца, страдающего хроническим косоглазием вкупе с похмельем, вызванным не иначе как содержимым бочки-кружки. Называлось заведение соответственно: «Кружка путника».
– Мы ночуем здесь? – скептически заломила бровь Иленка.
– Да, – откликнулась Арьята, – а что?
– А то, что блошиный топот и клопиный писк я слышу невооруженным ухом даже отсюда.
– Клопы не пищат, – мрачно проворчал Шири.
– Это я фигурально, – отмахнулась заклинательница. – К тому же оттуда немилосердно смердит…
Тут уж Поводырю крыть было нечем: запашок из распахнутых дверей заведения шел действительно… специфический.
– А подают там, судя по нему, исключительно лежалую кошатину, – поддержал девушку Эдан, – фу, меня сейчас стошнит!
– Вот тут я с вами согласен, – откликнулся Поводырь, осторожно потянув носом воздух. – Daeni, может, дальше пойдем? Ну ее, эту Ништяву, к монахам! Зайдем по дороге на чей-то огород… Чай, не зима, с голоду не помрем.
– Шири, нам нужны деньги, – безапелляционно отрезала Арьята. – Не хотите идти внутрь, не надо. Подыщите себе чей-нибудь сеновал почище и дожидайтесь меня там.
– Чтобы ты еще кого-нибудь добавила к нашей компании, пока мы станем вкушать заслуженный сон? – саркастически уточнил Поводырь. – Ты меня недооцениваешь, daeni.
– Ладно, пусть Иленка с Эданом тогда нас тут подождут, – вздохнула менестрель. – Идем, Ши, нужно договориться с шинкарем.
Ни Иленка, ни Эдан не испытывали радости от того, что их оставили на крыльце сомнительного питейного заведения, но войти внутрь оказалось выше их сил. А посему пришлось смириться и надеяться, что никому из посетителей, решивших подышать воздухом, не придет в голову с ними познакомиться.
Внутри шинок смотрелся ничуть не лучше, чем снаружи. Мрачный зал с потемневшими от времени (но сильнее от грязи) столами и затертыми лавками. Под потолком коптила заправленная маслом трехламповая люстра.
– Каменный век… – пробормотала Смерть. Обычно, когда ей доводилось бывать в этих краях, Арьята обходила Ништяву стороной.
Запах, царивший внутри, оказался значительно насыщенней, чем его отголоски на улице. Более того, дивный букет ароматов, заполонивших помещение, имел значительно больше оттенков, нежели тот, который долетал до выхода. Пахло потом, кислой капустой, помоями, ладаном, горелым маслом и черт знает чем еще. Но все вместе это создавало такой кисель, что в воздухе спокойно можно было вешать не только топор, но и полновесную наковальню, а вошедшим хотелось немедленно выбежать вон да очутиться подальше от Ништявы вообще и от «Кружки путника» в частности.
– Не передумала еще, daeni? – тихо спросил Поводырь, стараясь дышать как можно реже.
– У нас… выбора нет… – сглотнув, пробормотала Арьята, пытаясь подавить подступивший к горлу комок. – Хотя не представляю, как и что я буду тут петь…
– Ничего, может, еще притерпимся… – попробовал подбодрить ее Шири, – а похабных песен у тебя в арсенале за время скитания по дорогам скопилось достаточно.
Протиснувшись между полупустых столов и споткнувшись о чьи-то вытянутые в проход нетрезвые ноги, они добрались до темной отполированной сотнями локтей стойки. Шинкарь, а точнее, шинкарка вполне соответствовала заведению. Над стойкой возвышалась гренадерского роста бабища, с грудью, превышающей самые смелые мужские мечты: затертый, замусоленный лиф уже кое-где начинал расходиться по швам. Красное обрюзгшее лицо в полутьме зала казалось вишневым. Маленькие, близко посаженные глазки подозрительно уставились на Арьяту и куда более благосклонно на Поводыря, возвышавшегося у нее за спиной.
– Чего надо, красавчик? – хрипло пробасила шинкарка.
– Петь сегодня вечером здесь, – вместо Шири ответила девчонка.
