что мы хотели им сказать. И никто не придерется. Откровенной критики-то нет. Что они нам смогут сделать?
— Только кто это купит… — Хорошо живешь тогда, когда тиражи растут. Иначе кошелек может оказаться пуст.
— Не важно. Главное — люди поймут и оценят. А покупать станут следующие номера.
— Нет. Надо оставить пустыми лишь некоторые страницы. Скажем, после объявления о запрете критики. Так будет более хлестко.
Но в целом мысль понравилась, и теперь осталось обсудить подробности. Например, какие статьи должны в газете остаться. Чтоб ни в чем не поддерживать власть, лишь абсолютно нейтральные, да те, без которых не обойтись — известие о войне, указ о мобилизации да о временном запрете любой оппозиции. А прочее пусть будет лишь белым листом. Никаких призывов к доблести, ничего. Режим обойдется, а о слове «Родина» здесь не ведали.
Лишь Писаревской почему-то вспомнился ее знакомый, спокойно, как само собой разумеющееся, отправившийся на чужую для него войну. Не глуп, порядочен, так почему же?
Или в жизни существуют разные правды?
Только думать об этом не хотелось. Подвергать ревизии собственные устоявшиеся взгляды — да что может быть хуже?
— И ничего они нам не сделают! — оповестил кто-то уже погромче.
Опасность пока миновала, Льва, несомненно, выпустят, а к власти придут иные люди. Те, которые дадут людям талантливым и предприимчивым больше возможностей для жизни.
Для чего иначе существует свобода?
— Народ ждет от нас решительной победы, а фронт между тем все ближе подкатывается к Смоленску. — Сталин старательно набивал трубку. Голос с легким акцентом звучал довольно спокойно, и лишь очень близко знавшие правителя люди сумели бы уловить тщательно скрывавшееся раздражение. — Разворачиваются дивизии, призвана масса людей, только фронт почему-то этого не видит. Как это можно назвать, Антон Иванович? Мне рекомендовали вас как боевого генерала, одного из лучших в прошлой войне.
— Почему же не видит? Мы уже задействовали шесть новых соединений. Еще три дивизии находятся во второй линии в готовности поддержать первую в любой момент, — спокойно отозвался немолодой лысый генерал. — Но, разумеется, в масштабе фронта решающего значения их ввод иметь не мог. Тем более одновременно состоялся вывод части потрепанных бригад на переформирование, а три бригады мы потеряли в окружении. И один корпус в составе двух дивизий мы сейчас срочно перебрасываем на Украину, чтобы показать нашим союзникам: они не одиноки и получат от нас всю необходимую помощь.
Он не снимал с себя вину, хотя буквально на днях занял должность начальника штаба и не имел отношения к случившейся трагедии. Напротив, старательно делал все, чтобы нейтрализовать последствия прорыва. Только реально ли мгновенно исправить накопившиеся за долгие годы ошибки и просчеты? Просто в курс творящегося войти и то сколько времени надо. Однако генерал был профессионалом, далеко не самым худшим в прошлой войне, и основное уловил мгновенно, даже успел наметить ряд дел, которые сразу стал претворять в жизнь.
— Мало, — отрезал Сталин. — Раз враг успешно продолжает наступать, то мало. Надо остановить поляков, нанести им удар, разгромить… Не кидать наши новые части поодиночке и не латать тришкин кафтан, а всей мощью обрушиться на агрессора.
— Мы как раз занимаемся подготовкой удара. Но если нанести его сырыми частями, гарантировать успех нельзя. Нам требуется еще какое-то время, хотя бы две-три недели. Но если у вас возникли сомнения в моей компетенции, я готов подать рапорт об уходе с занимаемого поста, — твердо ответил генерал.
— Никто вас не гонит, Антон Иванович. — Сталин встал и прошелся по кабинету. — Однако народ вправе спросить у нас: все ли мы делаем для защиты Отечества?
О свободе и завоеваниях революции президент не помянул. Собравшиеся генералы и офицеры оценили высказывание. Они-то защищали Родину.
— Победы приходят не сразу. Они требуют тщательной подготовки. Самое лучшее в данный момент — под прикрытием ведущих бой частей собраться с силами, а затем нанести противнику полное поражение.
Генерал сам по матери принадлежал к полякам, но он был и оставался русским офицером.
— Может, в том есть определенный резон… Кстати, как идут у нас переговоры с Литвой?
— Своим чередом, — поднялся какой-то незнакомый Кротову полковник. — Но они готовы предоставить нам свою территорию для флангового удара и даже оказать посильное военное содействие в обмен на Вильнюсский край. Как вы им и предложили. Там прекрасно понимают: другого способа вернуть захваченные поляками земли не будет. Остались кое-какие мелочи, которые мы должны решить буквально на днях. Однако Жукаускас, литовский командующий, уже привлечен к разработке плана и поддерживает его весьма активно.
Подобный поворот был Кротову внове. Все-таки он давно не был в Москве и был не в курсе всех меняющихся планов. Однако действенность еще одного военного союза полковник оценил сразу. Армия Литвы была невелика, сколько помнилось, не то девять, не то десять полков, но если подкрепить их несколькими русскими дивизиями, да с учетом того, что Пилсудский не ждет удара с этой стороны…
