Васяк только рукой махнул. Подготовка в милиции у него была самая минимальная, но сказал:
— Ну, на извращенца он никак не похож. Подведите заключенного к двери.
Кугер, которого два охранника поднесли к двери, быстро разблокировал замок.
— Сейчас в дежурке охранников воет сирена, но ее тоже можно выключить.
— Что он говорит? Переводи.
— Он говорит, что сейчас будет выть.
— Холера ясна! С чего это он хочет выть? Дали ему сигарету, дали хлеба, не били… Почему он хочет выть?
— Он говорит, что сирены поют. Ой, нет! — женщина быстро исправилась. — Сирена воет.
— И правда, — сообщил охранник. — Издали слышен вой.
— Ладно, — перебил их Мищук. — Если он скажет, как это хозяйство выключить, дайте ему пачку сигарет, спички и хлеба.
— Погоди, — включился Мищук. — А откуда он все это знает?
Кугер догадался про смысл вопроса. И ответил:
— До войны я работал в этой комнате.
Они ехали на извозчике до Jahrhunderthalle[10]. Автомобиль им не предоставили. На автомобилях могли разъезжать только гестаповцы. Уголовная полиция вдруг потеряла свое значение. Но это медленная поездка радовала Кугера. Он перелистывал свои любимые газеты.
— Гляди, — обратился он к Грюневальду. — Наши уже пару дней штурмуют Вестерплатте[11]. У поляков там всего лишь небольшой отряд. У нас там имеется броненосец, бомбардировочная авиация, пушки, а так же отряды специального назначения. И ничего. — Он перелистнул газету на следующую сторону. — Чем они там защищаются? Бросают в наших камнями? Или дерутся дубинами?
Грюневальду не хотелось развивать дискуссию.
— Ты и вправду пораженец, — все же ответил он. — Ведь наши сейчас в паре шагов от Варшавы. И сейчас еще должен атаковать Сталин. Они у нас в клещах. Через несколько недель Польша исчезнет.
— Говори… — Кугер закурил. — Она уже много раз исчезала. И все время, как-то существует.
— Прекрати.
— Так? А Франция с Англией? Они объявили нам войну.
— Послушай, расскажу тебе старый анекдот, как три народа проектировали шлемы для своих солдат. Немцы сделали наиболее функциональный. Французы — самый красивый. Англичане — такой, чтобы был наиболее дешевым.
— И что с того?
— Так вот, Франция не пойдет воевать, потому что им не хочется. По радио я слышал, что в бункерах на Линии Мажино для солдат выступал сам Морис Шевалье. Ты можешь представить что-либо подобное в германских казармах? Они будут сидеть, окопавшись, по самого конца света, правда, скучно им, так что через пару дней выпишут себе девочек из «Мулен Руж». Англия тоже не выступит, потому что им это не выгодно. Слишком много у них там туманов, опять же — пролив Ла-Манш слишком широкий, — издевался он. — Уж слишком много денег пошло бы на войну. Не лучше ли потратить их в пивной? Так что Польшу нам выставили в качестве легкой цели.
Кугер качал головой.
— А сейчас я расскажу тебе историю, военную. Как-то мы пошли в штыки, и мне удалось захватить заплечный мешок одного русского солдата. И знаешь, что я в нем обнаружил?
— Письма от матери?
— Нет. Странную такую куколку, наверняка памятку.
— Что, говорила по-русски?
— Не издевайся. Называлась она «ванька-встанька». Если положить ее на бок, она всегда поднималась. Безразлично, что бы ты с ней не сделал, всегда она поднималась.
— И что с того?
— Польша — как раз такая вот игрушка. Мы ликвидировали ее уже много раз. А она потом всегда вставала на ноги.
— О чем ты, черт подери, говоришь?
Кугер затянулся в последний раз и выбросил окурок.
— Я надеюсь лишь на то, что Бреслау останется нашим. Не хотелось бы, чтобы поляки допрашивали меня в той же комнате, где я сейчас работаю. Я люблю этот город.
— Сумасшедший. Они все погибнут.
