Его вызвал к себе генерал Долгов.
— Хорошо. Кубинка тебе не нравится. И где же ты хочешь служить в таком случае? — не скрывая сарказма, осведомился благообразный до карикатурности генерал Долгов, с удовольствием посасывая трубку.
— Хочу в колониальную дивизию. Чтобы реальные задачи, чтобы марши по пятьсот километров! Хочу показать, на что способен! Доказать всем, что учился не зря! — выпалил Константин.
Он действительно всего этого хотел. Хотя от десятков и сотен повторений — устных и письменных — эти важные слова в его восприятии несколько подзатерлись.
— Дурак ты дурак, старшой, — беззлобно произнес Долгов, отворачиваясь к окну, за которым буйно плескал фонтан, копия одного из петергофских. — Не был бы дураком, не строчил бы прошения куда попало. А подождал бы чуток, до следующего года…
— В следующем году мне будет тридцать один, — мрачно сказал Растов, сверкнув глазами. — А я ничего, считай, не видел, кроме унитазов с подогреваемыми сиденьями и стриженых лужаек.
— А мне семьдесят один. И что? Сын в прошлом году родился! — Долгов пожал плечами и невозмутимо продолжил: — Так вот: в следующем году я бы поставил тебя на роту. А так — хрен тебе в сумку и два сбоку, а не рота…
— Но меня же все равно переведут, верно?
— Переведут, да, — выпуская опрятное облачко сизого дыма, кивнул Долгов, осанистая аллегория аристократического спокойствия. — И хотя я этого вроде бы знать не должен, я тем не менее знаю: переведут тебя в 505-й отдельный танковый батальон.
— А куда, если не секрет?
— На задворки цивилизации. Планета Каталина… Она в Тремезианском поясе, если что.
— А город… какой? — Лицо Растова глуповато сияло.
— Город с названием ненашенским. Порт-Чапетон.
— Разве это русский город?
— Конечно, нет. И Каталина не русская. Однако наверху постановили, что нам правильно иметь свой палец в каждой заднице. И мы сейчас по мере сил эти пальцы засовываем… Превозмогая, так сказать, врожденную брезгливость…
Растов взволнованно переступил с ноги на ногу. Ему прямо-таки не терпелось.
— Вот чему ты сейчас радуешься, Костя? Чему? — Долгов смотрел на Растова как на тяжелораненого. — Там, на Каталине, тебе ни сауны в казарме не будет, ни псковского кальвадоса в баре. Там — антисанитария. Там — проходимцы, пираты. Даже работорговля, по слухам, в кое-каких местностях… Убить могут!
— О такой атмосфере я и мечтал, когда в танкисты шел! — брякнул Константин, глядя на генерала с сыновней благодарностью.
На Каталине все было почти так, как описывал бывалый Долгов.
Разве что сауны там кое-где все-таки были. Как Европейскую Директорию ни ругай, но с гигиенической культур-мультур у ее граждан было все в порядке.
Именно на Каталине Растов впервые нашел то, что искал в военной службе: возможности выражать себя неостановимым действием, а еще — счастье быть «некорректным» и бескомпромиссным. В Порт-Чапетоне он впервые познал настоящее боевое братство.
Стоит ли удивляться, что именно на Каталине Растов впервые в жизни женился?
Его избранницей стала польская девушка Беата.
Она была студенткой местного медицинского института, и Растов, будь он более склонен к откровенности с самим собой, наверняка признался бы себе, что внешне Беата похожа на Нину Белкину, как двоюродная сестра. А может быть, и как родная.
Беата была младше Растова на тринадцать лет. Она без устали смаковала это обстоятельство и даже просила Растова называть ее «доченькой» — бедняжка выросла со взбалмошной матерью-одиночкой. Беата любила повторять, что ее «заводят» взрослые мужчины. (Выражение «Меня это заводит» Беата обожала и применяла даже в отношении яичницы с ветчиной.)
Отношения с Беатой были исполнены суховатой гимнастической страстности. Но как только заканчивались дела постельные, Растову было совершенно не ясно, о чем говорить.
Неясно это было и Беате. Возможно, поэтому они говорили нечасто, да и то через переводчик «Сигурд».
Растов знал по-польски только «курва мать» и «Ешчэ Польска не згинэла». В отличие от большинства еврограждан, Беата учила в школе испанский, а потому знала по-русски меньше минимума: «пожалуйста» (она произносила это слово с ударением на у), «Как мне пройти на Красну площаць?» и «Как тебья зовут?»
Растов был все же не настолько влюблен и малоопытен, чтобы сочетаться браком при таких огорчительных обстоятельствах. И он никогда бы не
