— Протаранили роботом, созданным для чтения пузырьковой письменности ксенорасы К-44.
— Роботом? — переспросил Мурадов раздраженно. — Это та дурища, которая на цилиндрах по стенам катается? Белая такая?
— Именно, — кивнул ученый. — Конкордианское название — «Белый кит».
Мурадов стал мрачнее тучи.
— Я этого совершенно не понимаю, товарищ Терен. Разве мы робота с ними оставляли? Пленные же в отдельной комнате сидели!
— Сидели-то они сидели. Но у заотара Хабада, как я подозреваю, имелся пульт дистанционного управления роботом, который он при обыске смог выдать за предмет зороастрийского культа.
— Культа-пульта, — проворчал Мурадов. — Дурдом какой-то! — И, обращаясь к Растову, пожаловался: — Представляешь, Константин, четыре габовца с нами летели. Четыре! Они бы такого никогда не допустили… Чтобы пульты при пленных оставались! Да эти тюленя до трусов разденут!
— И куда же они делись, габовцы?
— Да куда-куда… — Мурадов махнул рукой. — Гробанулись вместе с восемьдесят восьмым бортом.
— Царствие небесное, — произнес Растов, сделав скучное лицо.
— А вот это рано! — цинично усмехнулся Мурадов. — Поломались крепко, но выжили все.
В этот момент сержант получил какое-то сообщение по рации и со словами «это очень срочно, товарищ майор» увлек Мурадова к пультовой стойке у дальней стены зала.
Профессор Терен — а ученый в комбинезоне был, как уже понял Растов, именно им — побежал было с ними. Но Мурадов жестом остановил его, и Терен с самым досадливым выражением лица вернулся к Растову.
— Ну что за люди, а? — сказал он, имея в виду, конечно, Мурадова. — Пошли вычислять клонских беглецов по данным клонской же сети датчиков, а меня не взяли! А ведь я, в отличие от них, в Лабиринте разбираюсь! Я собирал знания по крупицам! Суммировал не один месяц! Суммировал, классифицировал, анализировал!
— Вот как? — оживился Растов. — Так поделитесь со мной суммированным! У меня одни вопросы, и все они — без ответов.
— Например какие? — Терен поглядел на Растова вроде бы опасливо, но на самом деле с затаенной радостью. Конечно же, не было для него большего счастья, чем поговорить о своем любимом предмете!
— Главный, конечно, — в чем ценность Лабиринта? Почему мы столько крови за эту стальную коробку проливаем?
Терен улыбнулся — как видно, вопрос показался ему ерундовым, — по-фанфаронски обстоятельно прочистил горло и заговорил:
— Видите ли, Константин, Стальной Лабиринт — это не «коробка». Стальной Лабиринт относится к категории ксеноархеологических объектов класса «А». «А», чтобы вам было понятно, — это самые большие и самые странные. Если вы знаете, например, такую вещь как Раулисфера, то вот она тоже из класса «А».
Растов кивнул. О Раулисфере он краем уха слышал.
— Вообще, поименование «лабиринт», по моему мнению, не самое удачное. Если бы название объекту давал я, то я бы использовал понятие «пирамида». Поскольку в действительности объект представляет собой ступенчатую пирамиду, — глаза Терена сверкали.
— Мне со стороны так почему-то не показалось.
Терен рассмеялся сухим дробным смехом.
— Ну конечно! Конечно, товарищ Растов-младший! Ведь пирамида эта перевернута кверху основанием! При этом девять ярусов находятся под землей! И только десятый, самый большой, частично приподнят над поверхностью планеты!
Растов присвистнул, представив себе истинные размеры сооружения.
— Ну, так а почему тогда все-таки «лабиринт», а не «пирамида»?
Терен вздохнул как-то неожиданно печально.
— Ну, все дело в том, что первооткрыватели объекта, а ими были мои ныне покойные конкордианские коллеги профессор Сирджан и его жена Хвови, обнаружили только два уровня сооружения… Вот прямо у нас под ногами, — с этими словами Терен топнул каблуком по стальному полу, — простирается система концентрических коридоров, прорезанная двумя сквозными тоннелями. Мы называем эти тоннели — по аналогии с устройством древнеримских военных лагерей — «виа преториа» и «виа принципалис».
Растов веско кивнул. Классическую историю он по-прежнему ненавидел, но не показывать это считал долгом русского образованного человека.
Тем временем Терен продолжал:
— Так вот профессор Сирджан и его жена Хвови спустились в эти коридоры… И хотя, с моей точки зрения, ничего особенно сложного топологически система из нескольких коридоров и двух упомянутых туннелей, преториа и принципалис, собой не являет, сходу назвали ее Лабиринтом. — Терен сделал интригующую паузу и поглядел на Растова эдак дразняще. Затем продолжил:
— И вот ведь ирония судьбы! Спустя три года непрерывных исследовательских усилий профессору Сирджану удалось открыть ход вниз и вглубь, на те
