— Вы не сделаете этого! И вы еще называете себя служителями Божьими? Вы полагаете, ваше решение угодно Богу? Нет! Дитя, которого Абигайль носит во чреве, невинно. Пути Господни неисповедимы. Видно, Он пожелал, чтобы ребенок злодея унаследовал кровь Иисуса, воплощения добродетели. Возможно, это назидание, указание, как нечестивцу найти путь к спасению. Иначе, если нет искупления, тогда в чем смысл жизни, земной жизни и этого мира, зачем жить, страдать? Вы не отнимете ребенка. Я лично о нем позабочусь. Вы неправы!
Все внимательно следили за Леонардо и не пытались прервать его речь. Он ждал, едва ли не со слезами: сейчас его подвергнут порицанию, осудят, но случилось противоположное.
— Ты прошел испытание, к нашему большому удовлетворению. Мы видим, как ты справедлив и храбр. Ты выступил против нас без страха. Ты защищал то, что считаешь правым. А потому ты достоин стать преемником нашего Великого магистра Сандро Боттичелли. Он прощен, но не может по- прежнему возглавлять орден. Абигайль произведет на свет ребенка, естественно, он будет признан и почитаем. Не важно, кто отец младенца и откуда он появился. Люди, мужчины и женщины, отвечают лишь за свои поступки. Как делаешь ты. Ты доказал нам это. Ты имеешь право возглавить нас, ибо Бог просветлил твою душу.
33
Крышка люка с гулким стуком упала на пол. В воздух взметнулись клубы пыли, отчего Каталина дважды чихнула. Мансарду дедушкиного дома окутывал полумрак, хотя день только начался. И стояла тяжелая, давящая жара. Шиферное покрытие двускатной крыши служило своеобразным аккумулятором, впитывая тепло и нагревая воздух в мансарде не хуже настоящей печи. Каталина открыла настежь все окна, и дышать стало легче, но все равно платье прилипало к телу, спина взмокла, на лбу, руках и ногах выступили капельки пота.
К одуряющему зною примешивался запах гари, словно начал тлеть и вот-вот вспыхнет хлам, которым была завалена мансарда: деревяшки, сундуки, чемоданы, газеты и журналы… Да, те самые газеты и журналы, из-за которых Каталина и забралась на чердак. Их ведь хранили с какой-то целью. Наверное. Во всяком случае, Каталина надеялась, что интуиция ее не обманывает.
Не глядя она перетащила на середину мансарды две стопки периодики и разложила на пыльном полу в том же порядке, в каком периодические издания находились на полках, стараясь не нарушить систему, если она существовала. Проделав это, Каталина устроилась поудобнее перед наваленными горками старых журналов и газет. После беглого просмотра она убедилась, что они действительно были подобраны по определенному принципу и делились на две группы. Первую составляли в основном журналы по истории и археологии, а вторую — ежедневные газеты. И в каждой из двух групп соблюдалась сквозная нумерация по датам: от самых ранних до более поздних изданий.
Здесь была представлена пресса не только на французском языке. Попадались журналы и отдельные газеты на итальянском, немецком, испанском и даже русском языке. Каталина насчитала около двадцати журналов и с полдюжины газет. Весь архив был очень старым, с пожелтевшими страницами. В первую очередь она взялась за газеты, поскольку их оказалось намного меньше. Она приступила к чтению не с самого первого, а с самого свежего номера, в обратном порядке, так как он лежал в небольшой стопке снизу, а не сверху.
Нужный экземпляр оказался местной жизорской газетой за 15 февраля 1944 года. Отсутствие французских газет позднее 1944 года не обрадовало. Именно такого следовало ожидать, если дед действительно сотрудничал с нацистами, и ему пришлось бежать из Франции, когда началось наступление союзных войск.
Каталина отмахнулась от невеселых размышлений и вернулась к газете; на первой полосе красовался заголовок, набранный большими буквами: «СИЛЬНЕЙШАЯ АРМИЯ ВЕРМАХТА В СТОЛИЦЕ ВЕКСАНА».[22] Каталина предположила, что речь шла о Жизоре. Под заголовком редакция поместила фотографию бронепоезда. На заднем плане смутно различались фигурки двух человек, на первом же — более крупно немецкий солдат, высунувшийся из одного из вагонов. В углу снимок портило черное пятно, которое Каталина сначала приняла за чернильную кляксу, пока не сообразила: это дуло пистолета, нацеленного на фотографа.
Она изучила газету от корки до корки, но не обнаружила ничего, достойного внимания. На всякий случай молодая женщина отложила ее в сторону, намереваясь после прочитать еще раз. Этот номер — последний, в нем обязательно содержится нечто важное.
Каталина воодушевилась, обнаружив в предыдущем номере отчеркнутую заметку. Вернее, даже не заметку в полном смысле, а небольшое объявление об открытии аукциона в Париже в августе 1941 года. На торги выставлялись предметы из частной коллекции, собственности «знатной семьи безупречного происхождения». Учитывая дату выпуска, под «безупречным происхождением» следовало понимать отсутствие еврейских корней. Многие французы (причем не только сторонники правительства Виши) с одобрением встретили нацистскую теорию об изначальном биологическом превосходстве одной «высшей» расы над другими, основанную на евгенике Дарвина, и пропаганду «чистоты расы». Они не просто мирились с изуверской расовой политикой вермахта, как с неизбежным злом, а поддерживали ее. К стыду великой Франции и большей части французов, в парижское отделение гестапо
