грота, где утонул пловец, обволокла его полностью и сыграла роль своеобразной защитной капсулы, препятствуя процессу разложения. Уцелела даже одежда. По костюму и другим найденным мелочам (главным образом по монете — венецианскому дукату) ученые сумели точно определить время гибели человека: 1503 год.
Продолжение статьи помещалось на другой странице. Развернув газету, желая дочитать материал, Каталина рот открыла от изумления. Ее глазам предстала фотография утопленника, в самом деле сохранившегося превосходно. Но поражало не это, а тот факт, что одет он был в водолазный скафандр. Естественно, очень примитивный, однако настоящий водолазный скафандр, с грубым шлемом и даже кожаным пузырем, от которого отходила трубка, — все как полагается. Каталина подумала: кислородный баллон и респиратор — более чем неожиданные предметы для эпохи Возрождения.
«Невероятно!»
Именно так выразился и автор статьи, рассказывая о футуристическом водолазном снаряжении. Подробное описание его частей и механизма работы подтвердило догадку Каталины: кожаный пузырь наполнялся воздухом, чтобы пловец мог дышать под водой. Судя по материалам статьи, ученым не удалось установить личность погибшего. Однако высказывались смелые предположения, будто прообраз скафандра был создан в качестве эксперимента и проходил испытания. Вероятно, Борджиа пытался проверить практическую пригодность приспособления, рассчитывая использовать его в военных целях.
А вот гадать о том, кто мог создать в эпоху Ренессанса нечто столь фантастическое, как водолазный костюм, не было нужды, поскольку имя изобретателя вошло в анналы истории — Леонардо да Винчи, конечно! В его рукописях встречались рисунки и чертежи, изображавшие довольно точно все детали найденного скафандра. На основе данных неопровержимых доказательств ученые вынесли вердикт единогласно.
В конце увлекательной статьи вкратце сообщалось о том, чем занимался Леонардо на службе у Борджиа, и о бесславном падении Чезаре после ужасной кончины его отца, папы Александра VI. Любопытные исторические факты в обычной ситуации заинтриговали бы Каталину, но они бледнели в сравнении с находкой загадочного водолазного скафандра.
Закончив с газетами, молодая женщина взялась за журналы, но довольно скоро сдалась. Просмотрев около десятка, она не нашла ничего, имеющего хотя бы отдаленное отношение к деду, — только текущие публикации, посвященные проблемам истории и археологии.
Из-за духоты в мансарде и нескончаемых тайн и загадок, сплетенных в один клубок, у Каталины разболелась голова. Она была женщиной упорной и редко поддавалась унынию, но постепенно ею овладевало отчаяние. Каталина не улавливала никакой связи между выделенными заметками в газетах. Но связь наверняка существовала. Под рукой не нашлось бумаги, и Каталина мысленно составила перечень, аналогичный традиционному «Списку абсолютных истин». Впрочем, ее перечень заслуживал скорее названия «Список абсолютных предположений». Выглядел он примерно так: предположительно дед не сошел с ума в двадцать лет; предположительно он с юности искал
Даже если она не ошиблась в предположениях, все это ни в коей мере не доказывает невиновность деда при сотрудничестве с нацистами. Но тогда велика следующая вероятность: дед завязывал дружбу с немцами и сорил деньгами с определенным умыслом. Он хотел подкупить офицеров гарнизона с тем, чтобы ему не мешали продолжать исследования в Жизоре. Разумеется, такое поведение не находило оправданий. С точки зрения Каталины, это означало продать душу дьяволу, какой бы справедливой и достойной ни выглядела гипотетическая цель деда. Но все же, если дело того действительно стоило, дед по крайней мере заслуживал снисхождения.
Каталина в рассуждениях полагалась на здравый смысл. Собственные выводы казались ей логичными, хотя трудно судить, насколько они верны. Ее также посещали и другие идеи, менее здравые и логичные. Например, разрушения в крепости, в эпицентре которых вставал на колени призрак в маскарадном костюме. Неужели она видела следы взрыва, устроенного дедом?
Каталина нашла лупу в третьем ящике. Она знала, увеличительное стекло лежит где-то там, в антикварном письменном столе деда. Каталине оно попадалось во время уборки в первый день в Жизоре. Изящная вещичка с массивным блестящим стеклом в серебряной оправе и ручкой из благородного дерева. Но Каталину в тот момент подобные мелочи не волновали. Она полностью сосредоточилась на фотографии, напечатанной на первой полосе газеты, той, где немецкий солдат выскакивал из вагона, словно чертик из коробочки, а позади него, на перроне, угадывалась фигура офицера вермахта. Спустившись из раскаленной мансарды, Каталина в спокойной обстановке довольно долго и внимательно изучала фотографию, ухитрившись хорошо разглядеть офицера. Рядом с ним она рассмотрела силуэт еще одного человека, высокого и статного, с благородной осанкой, и его облик показался молодой женщине смутно знакомым. Каталине захотелось подробнее рассмотреть второго господина, явно находившегося на дружеской ноге с офицером. Вот для чего ей срочно понадобилась лупа.
Под увеличительным стеклом еще шире расплылась улыбка немца, он вцепился в плечо собеседника и показывал на поезд пальцем, словно приглашая полюбоваться. «Отборная армия, да? Наказание для Европы», — говорил его жест. Лупа увеличила и другое лицо. Да, она его действительно видела раньше, постаревшее, покрытое морщинами — лицо дедушки Клода.
