Помимо рукописей, в ходе работ из земли извлекли каменную резную плиту, названную «Плитой рыцарей», закрывавшую вход в крипту. Могильную камеру осматривал только Соньер, поспешивший удалить рабочих из церкви.
По преданиям, на следующий день кюре показал близким друзьям несколько золотых монет и старинные драгоценности. Логично предположить, что и то, и другое он обнаружил в крипте. И хотя речь шла, несомненно, о вещах большой ценности, едва ли они послужили источником огромных средств, обладателем которых он стал спустя короткое время. Неожиданное богатство связывали с находкой пергаментных рукописей.
Считается, что всего их насчитывалось четыре: две из них содержали генеалогическое древо династии Меровингов, потомков Христа, начиная с середины XIII до XVII века. Третий документ являлся завещанием сеньора тех земель Франсуа Пьера д’Отпуля. К четвертому пергаменту, где уместился текст сразу двух документов, приложил руку исповедник другой знатной особы, также из рода д’Отпуль, маркизы де Бланшфор. Священник по имени Антуан Бигу приходился дядей пономарю в приходе Соньера.[28]
Существует копия лишь последней из четырех рукописей. Ее содержание опубликовал в 60-х годах Жерар де Сед в книге «Золото Ренна», где также сообщалось немало любопытных подробностей о тайне Ренн-ле-Шато и его загадочном кюре. Оба текста уцелевшего пергамента представляют собой отрывки из Нового завета на латинском языке. В первом, более кратком, многие слова оборваны посередине, их окончания рассыпаны на других строчках, без определенного порядка или системы, между отдельными словами сделаны странные пропуски, а некоторые буквы написаны над другими. Благодаря столь очевидным подсказкам удалось расшифровать фразу: «Дагоберту II королю и Сиону принадлежит это сокровище, и оно есть смерть».
Секретный код второго документа оказался бесконечно сложным и едва поддавался расшифровке. В глаза бросались три особенности, указывавшие на содержавшееся в документе тайное послание: слова располагались в произвольном порядке и без пробелов, что сильно отличало запись от канонического текста Писания. Одни буквы были меньше остальных, а другие просто лишними, хоть и соответствовали по размеру основному шрифту.
В поисках неизвестного кода помогли ключевые слова и некоторые другие подсказки, содержавшиеся в эпитафии на могиле маркизы де Бланшфор, тоже сделанной Бигу. В процессе декодирования дважды применялся «шифр замены» по таблице Виженера. В двух случаях произвели замену одних букв другими. На последнем этапе, при выборе соответствующих букв, использовали графический метод, в чьей основе лежит вычисление вероятной траектории, при которой шахматный конь преодолевает шестьдесят четыре клетки на доске, если ходит, как и положено, буквой «Г».
В результате цепочки трудоемких и несколько запутанных действий получилась надпись, гласившая следующее: «Пастушка нет соблазна что Пуссен Тенирс хранят ключ мир 681 (в оригинале римские цифры) крестом и этой лошадью Бога я сокрушаю демона хранителя в полдень синих яблок».
Значение зашифрованного сообщения относится скорее к области догадок. Например, Пуссен — фамилия французского художника эпохи барокко, написавшего картину «Аркадские пастухи». После находки манускриптов Соньер ездил в Париж и побывал в Лувре, возможно, желая увидеть творение Пуссена. На полотне изображены три молодых пастуха и пастушка, натолкнувшиеся в Аркадии[29] на древнее надгробие с надписью: «Et in Arcadia Ego». Буквальный перевод: «И в Аркадии я». Надпись эта весьма примечательна. Поменяв буквы местами, то есть решив анаграмму, можно составить фразу: «I tego arcana dei», что значит: «Идите (поскольку) я скрываю тайны Бога».
Тенирс, упомянутый в расшифрованном послании, также был художником, современником Пуссена, но принадлежал к фламандской школе живописи. Тенирс использовал известный библейский сюжет об искушении св. Антония. На дальнем плане картины помещена неясная фигура — пастух или пастушка. У Тенирса святой показан в момент торжества над демоном, что отличается от принятой трактовки образа в искусстве. В таком случае не исключено, что картина имеет отношение к началу послания: «Пастушка нет соблазна».
Аллегории, чей смысл Соньер сумел понять сам (или же кто-то ему в этом помог), по-видимому, указали кюре путь к легендарному сокровищу короля Дагоберта; вероятно, оно стало источником его необъяснимого и сказочного богатства.
Каталина почувствовала, что голова у нее готова взорваться от обилия информации. С ума можно сойти от сложной системы взаимосвязей между потомством Христа и Приоратом Сиона, призванного его защищать, фантастической мешанины фактов, домыслов и предположений. Секретные монашеские общины, рыцари Храма, Жизор, спрятанные сокровища, Ренн-ле-Шато, гробницы знатных особ, зашифрованные послания, аллегорические картины — настоящий бред сумасшедшего.
Мнения же по поводу достоверности всего изложенного диаметрально расходились. Ресурсы Интернета услужливо позволили Каталине ознакомиться с точкой зрения как ярых защитников известных фактов, считавших их правдоподобными и заслуживающими доверия, так и мнением непримиримых критиков, придиравшихся к каждому слову. И от этой неразберихи у Каталины разболелась голова. Больше всего обескураживало, что каждая из сторон приводила неопровержимые доказательства собственной правоты: и апологеты, и критики ссылались на выводы ученых, потрясали документами, чья подлинность не вызывала сомнений, извлекали на свет божий архивные записи, манипулировали другими объективными данными. И чему прикажете верить, спрашивала себя Каталина.
Роднило оба лагеря следующее: и те, и другие назойливо склоняли одни и те же фамилии. Вездесущих персонажей одни превозносили до небес и безоговорочно им доверяли, а другие всячески поносили, уличая во лжи. Обвинения в основном сводились к одному: все эти люди распространяют множество нелепых измышлений, придавая им внешнее правдоподобие. В лучшем случае их осуждали за обман наивных простаков, принимавших мистификацию за чистую монету. К категории простодушных, попавшихся на удочку, относили и журналиста Жерара де Седа, чье имя не раз встречалось
