Я очнулась в оглушительной тишине. В комнату просачивался молочный свет. Я протерла глаза, и первым, что я увидела, был уголок отдыха перед камином. На решетке еще мягко светились последние угли, разбрасывая по комнате тени и смягчая углы. Помещение было богато отделано темным деревом, с лепного потолка свисала хрустальная люстра. Я лежала на дубовой кровати, на золотых атласных простынях, под роскошным багровым покрывалом, одетая в старомодную ночную сорочку с кружевными манжетами. Интересно, куда подевался мой костюм? Я не помнила, как снимала его.
Приподнявшись на локте, я стала оглядываться. Пушистый ковер, тяжелые бархатные шторы, корзина с угощением на стеклянном столике с золотыми львиными лапами ножек. В ногах кровати лежала тяжелая леопардовая шкура. Постель составляли множество пухлых подушек и подушечек. Ощутив под щекой влажную прохладу, я перевернулась и обнаружила, что подушку устилают лепестки роз.
У стены красовался мраморный туалетный столик с зеркалом в самоцветной раме. На столике — перламутровая щетка для волос и ручное зеркальце, дорогие на вид флаконы духов и лосьоны в синих склянках. На спинке кровати висел шелковый халат. Перед огнем стояли два глубоких кресла. В открытую дверь ванной комнаты я видела золотые краны и старинную ванну. В дизайне не чувствовалось сквозной темы: казалось, кто-то просто открыл журнал, выхватил наугад самое роскошное, что предлагала реклама, и велел доставить сюда.
На низком столике меня ждал поднос с завтраком: горячий чай и булочки. Я попробовала дверь: заперто. В горле было так сухо, что я налила себе чаю и выпила, сидя на ковре и собираясь с мыслями. При всей роскоши обстановки ясно, что я — пленница.
Ключ-карту кто-то забрал, так что из комнаты мне не выйти. А если бы и удалось бежать и пробраться в вестибюль, там меня встретит толпа союзников Джейка. Может, я сумела бы пробиться, но далеко ли удастся убежать, прежде чем меня перехватят и вернут обратно?
Одно я знала наверняка. Каменный холод в груди говорил, что я оторвана от всего, что любила. Я здесь из-за Джейка Торна, но что им движет? Месть? Если так, почему он не убил меня при первой возможности? Хотел продлить страдания? Или задумал что-то еще? Джейк ничего не делал без задней мысли. С виду он искренне заботился о моих удобствах. Я мало что знала про ад — мои сородичи никогда здесь не бывали. Попробовала выжать из памяти те капли сведений, которыми когда-то делился Габриель, однако ничего не припомнила. Мне говорили только, что где-то глубоко под землей есть пропасть, кишащая тварями столь темными, что для нас они невидимы. Должно быть, Джейк притащил меня сюда, чтобы расплатиться за унижение. Если только…
Меня вдруг осенила новая мысль. Джейк не походил на мстителя, и во взгляде чудилось странное волнение. Неужели он вообразил, что здесь я смогу быть счастлива? Ангел в аду? Это лишь доказывало, как мало он понимает. У меня была одна цель: вернуться домой, к любимым. Этот мир — не мой и никогда моим не будет. Чем дольше я здесь остаюсь, тем труднее будет найти путь назад. И еще: прежде ничего подобного не бывало. Не бывало, чтобы ангела похитили с земли и затащили в огненную темницу. Может, дело тут не просто в дикой привязанности ко мне Джейка. Может, здесь затевается что-то ужасное.
По одной стене шел ряд высоких окон, но за ними виднелся только клубящийся серый туман. Здесь не бывает рассвета и восхода, а водянистый свет как будто просачивается сквозь поры земли. Подумав, что я долго еще не увижу солнца, я сморгнула слезы и завернулась в шелковый халат. Потом зашла в ванную, умылась и почистила зубы, прошлась гребнем по волосам, распутывая колтуны.
В номере стояла душная тишина. Каждый звук от моей возни казался преувеличенно громким. С болезненной тоской я вспоминала, как просыпалась в Венус-Коув. Утро приходило в какофонии звуков: птичье пение, музыка, прыгающий по ступеням Фантом. Я в мельчайших подробностях представила свою спальню: выщербленные половицы, шаткий письменный стол. Стоило закрыть глаза, как я ощущала прикосновение к коже мягкой белой простыни и балдахин, под которым я чувствовала себя как в собственном гнездышке. Каждое утро серебристое предрассветное сияние вскоре рассекалось золотыми солнечными лучами. Они заливали крышу, плясали на волнах, озаряли весь город. Я пробуждалась под птичьи песни, под бриз, легонько стучавшийся в балконную дверь, словно торопя меня проснуться. Даже когда в доме никого не было, в нем всегда присутствовало море. Оно звало меня, напоминало, что я не одна. Струны гитары, поющие под пальцами Габриеля, манящий аромат вафель в воздухе. Я не могла вспомнить, когда в последний раз видела своих и как мы разлучились. При воспоминании о Венус-Коув в груди шевельнулась надежда, словно одно усилие воли могло вернуть меня к прежней жизни. Увы, миг спустя надежда исчезла, преобразившись в отчаяние, тяжелым камнем упавшее на сердце.
Открыв глаза и увидев в зеркале свое отражение, я отметила перемену. В лице ничего не изменилось: те же большие карие глаза с зелеными и золотыми искорками, маленькие ушки пикси и фарфоровая, чуть розоватая кожа. Однако выражение глаз стало незнакомым. Прежде они лучились любопытством, теперь стали безжизненными. Девушка в зеркале выглядела потерянной.
В комнате было тепло, но я вздрогнула. Поспешно заглянула в шкаф и вытащила первое, что попалось под руку: черное коктейльное платье с рукавами-пуфами. Вздохнув, я стала искать что-нибудь поприличнее и обнаружила, что в шкафу совсем нет практичной одежды. Наряды варьировали от длинного вечернего платья до костюма а-ля Шанель с шелковыми блузами. Я выбрала самый простой из них (платье с длинными рукавами и юбкой до колена из жатого бархата цвета болотного мха) и к нему — балетки. Потом села на кровать и стала ждать, что будет.
Мне живо вспоминались Венус-Коув и брат с сестрой, но кто-то или что-то забылось — я это чувствовала. Воспоминание грызло меня, пытаясь пробиться из подсознания, и высасывало все силы. Я ощущала в себе гложущую боль, а источника ее не находила. Мне уже хотелось, чтобы пришел Джейк: может быть, с ним вернется потерянное воспоминание. Я чувствовала, как оно шевелится в глубине и ускользает при каждой попытке ухватить.
Я встрепенулась, когда щелкнула карточка-ключ и в комнату вошла круглолицая девушка. На ней была стандартная форма горничной: простое серое
