– Благодарствую, повелитель.
– Не стоит. Король обязан кормить своего шута и своего оруженосца. Особенно шута, чтобы услышать правду. – Клим потер подбородок с отросшей за день щетиной. – Ну, раз мы сыты и довольны, потолкуем. Ты вот говорил, что советники плуты. Маг тоже лукавец?
– Нет, твоя милость. Честный старый пень, но при своем интересе.
– А интерес какой?
– Не знаю, владыка. Темный народец эти чародеи… Ходит слух, что они – потомки эльфов, и у всех мозги набекрень.
– О Жинусе что скажешь?
– Жлоб и ворюга. Занял под королевское слово золото у эльфов, а не отдает. И где оно, это золото, кто его видел в монетном дворе? Еще они с мастером Авундием устроили меняльную лавку, деньги в долг дают, а возвращать нужно вдвое. Не вернешь, дом заберут либо земли. А у кого ни дома, ни земель, тот их слуга до гроба и работник навечный.
– Это нам знакомо, – пробурчал Клим. – Так знакомо, что хоть плачь. Ну, теперь Гаммек, полководец наш. О нем какого ты мнения?
– Проиграет любую битву еще до начала. Супруга его из нехайцев, дама стервозная. Так что сир Гаммек у нее под каблуком и против слова не скажет.
– Тигль, градоначальник. На него тоже компромат имеется?
– Хитер и жаден. На торговцев оброк наложил: кто не платит, того палками и вон с рынка! С купеческих лавок мзду берет и со всех иных заведений, даже с матушки Ужи. А ее обирать нельзя, никак нельзя. Потому как ее девицы…
Тут карлик взглянул на покрасневшего оруженосца и захлопнул рот.
– Что замолчал? – произнес Клим. – Валентин у нас бравый воин, а всякий солдат охоч до девиц. Чего тут стесняться?
– Так-то оно так, однако… – Шут покачал головой, зазвенели бубенцы на колпаке. – Зелен он еще, чтобы входить в такие рассуждения. Ты уж прости, государь.
– Ладно, замнем. Кто у нас остался? Филя, блюститель дворцовых покоев. Этот как? Ворует, взятки берет, служанок портит? Какие за ним грехи?
– Особо никаких, твоя милость. Тоже ворует, но помаленьку. Зато предан до гроба, повелишь, так шкуру с себя спустит и чучело набьет.
– Ценное качество, – одобрил Клим, зевая. – Ну, кавалеры, все на сегодня. Время позднее, пора бы и на покой. Разрешаю удалиться.
Оруженосец и шут с поклонами двинулись к выходу. На пороге Црым обернулся, оглядел комнату, хмыкнул и негромко произнес:
– Ты вот что, повелитель… Ты холодное железо при себе держи. Холодное и острое. Пошаливают у нас в замке.
Мудрый совет, решил Клим, направился к сундуку и откинул крышку. На дне лежали его комбинезон, башмаки и прочая амуниция, а поверх них – корона, шпага и другие королевские регалии. Осмотрев узкий тонкий клинок, он понял, что оружие это не боевое, а парадное, вытащил десантный нож и запасную обойму к «гюрзе». Затем подошел к дверям и убедился, что за ними стоят на страже шесть алебардников под командой рыцаря личной охраны. Сел в кресло и незаметно задремал.
Дзиннь! – послышалось в комнате.
Дзиннь, дзиннь!
Пистолет сам прыгнул в руку Клима. Прищурившись, он обвел взглядом опочивальню, большая часть которой тонула в сумрачных тенях. Светильники горели неярко, и в их колеблющемся пламени фигуры на шпалерах казались ожившими: фавны и иные нечисти мужского пола домогались нимф, хватали их за мясистые груди и бедра, тащили в кустики и валили в траву. Очевидно, Рипель, прежний король, в спальне не скучал, развлекался с дамами, и фривольные картины добавляли ему пыла. Отблески огня метались в двух высоких зеркалах, но третье, овальное и небольшое, было наполнено угольной тьмой. Тьма пряталась в складках балдахина, расползалась за огромным ложем, таилась по углам и под окнами.
Шторы на них были задернуты, и это не нравилось Климу. Не выпуская оружия, он подошел к окну, откинул плотную ткань. Открылся вид на темный спящий город и небо с незнакомым узором звезд; чья-то тень, затмевая созвездия, пронеслась в вышине, и далекий протяжный вопль всколыхнул воздух. Дракон? Или вампир в обличье огромного нетопыря?.. Каким-то шестым чувством Клим понял, что это не птица и не искусственный летающий объект. До самолетов здесь было так же далеко, как до железных дорог, гамбургеров, мобильников и других благ цивилизации.
Дзиннь! – раздалось за его спиной.
Дзиннь, дзиннь!
Клим резко повернулся. Из-за кровати – а может, из другого темного угла – выбралась девчушка лет восьми, тоненькая, в длинном белом платьице, с распущенными по плечам светлыми волосами. Лицо ее было бледным как мел, уголки крохотного рта печально опущены, ручки с тонкими пальцами висели, словно пара сломленных ветвей. Взгляд ее не отрывался от Клима, и смотрела она то ли с надеждой, то ли с обидой, то ли с иным непонятным чувством. Платье девочки подметало пол, и чудилось, что она не идет, а летит – легкая ткань не колыхалась, и звука шагов не было слышно.
Она медленно приближалась к Климу.
– Ты кто, малышка? Как ты сюда попала? – спросил он.
Ни слова в ответ.
