— Ага, Вязальщик и его правило номер один, — сказал я. — А он ведь не знает, что ты натворила?
Она прищурила глаза, и её голос стал на несколько градусов горячее:
— Никодимус, Ласкиэль и другие динарианцы отнеслись ко мне с уважением, — ответила она. — Они советовались со мной. Доверяли мне. Работали вместе. Сделали меня богатой. Когда одна сторона смотрит на тебя как на урода и загнанного зверя, а другая — как на равного, очень просто выбрать, на какой из них ты хочешь быть.
С этом трудно было поспорить. Но я попытался.
— Это не значит, что нужно бежать делать абсолютно всё, что он хочет, — ответил я.
Она резко захохотала.
— Но я этого хочу, — сказала она. — Я предвкушала. Каждый раз, как ты смотрел на меня, флиртовал, говорил со мной.
— Как и я, — добавил голос Ласкиэли из того же рта. — Прежде никто никогда не отказывал мне, Гарри. Ни разу. И при этом я тебе и правда нравилась.
— Мы бы с тобой не сработались, крошка, — ответил я.
— Может быть, — сказала она, — а может и нет. В любом случае, будь уверен, что я дам один из самых точных прогнозов во Вселенной, когда скажу, что «и небеса не знают ярости сильнее, чем обратившаяся в ненависть любовь, в самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли».
Ах, вот о чём моё подсознание пыталось меня предупредить. Ласкиэль была прямо тут, у меня под носом, и нетерпеливо жаждала расплаты.
— И что это значит? — спросил я.
— Это значит, что раз мой план нашептать тебе на ушко желание убить себя провалился, я собираюсь отбросить всякие сантименты, разодрать твою голову и забрать себе нашего ребёнка. Она слишком ценный приз, что умереть вместе с тобой.
Я вытаращил на неё глаза:
— Ты... ты в курсе.
— Ребёнка? — задохнулся Майкл.
— Всё сложно, — повторил я сквозь стиснутые зубы.
Ну и ладно. По крайней мере, теперь я знал, на чьей стороне Эшер.
— Я бы мог попросить вас отдать мне нож, Дрезден, — произнёс Никодимус, продолжая улыбаться. — Но в отличие от вашего друга, вторых шансов я не даю. Да и через секунду он вам и не будет нужен.
Урсиэль издал звук, который у меня обычно ассоциируется с большегрузными фурами, и который, вероятно, означал голодное рычание. Затем он без особого труда перешагнул алтарь высотой в четыре фута и почти беззвучно подошёл ко мне слева. Ласкиэль заняла позицию ??немного справа от меня, и Никодимус стал третьей точкой окружившего нас с Майклом кривобокого треугольника.
День летел ко всем чертям немного стремительнее, чем я ожидал. На самом деле, проносясь мимо, он даже забросал гравием лобовое стекло худшего из моих предполагаемых сценариев развития событий.
А затем раздались шаги, и в амфитеатр не спеша спустился Грей, небрежно накинув на плечо рюкзак Анны Вальмон.
На нём была кровь, как и на пальцах Грея.
— А вот и Грей, — сказал Никодиус. Он наслаждался небольшой ответной местью, после разыгранного мною представления. — И как?
— Вальмон мертва, как и было приказано, — спокойно произнёс Грей. Приблизившись, он осмотрел нашу композицию и одобрительно задержался взглядом на Ласкиэль. — Мы здесь уже почти закончили?
— Ещё пара деталей для ясности, — сказал Никодимус. — Вы рассмотрели моё предложение?
— Монету? — спросил Грей, пожал плечами и снова посмотрел на Ласкиэль. — Может быть. Но у меня есть вопросы. Давайте закончим работу и обсудим это за ужином.
— Превосходный вариант, — согласился Никодимус. — Вы не присоединитесь к нам?
Под моим пристальным взглядом, следующим за каждым его движением, Грей занял место в четвёртом углу квадрата со мной и Майклом в центре, поставил рядом рюкзак с бриллиантами и артефактами и, хрустнув пальцами, улыбнулся.
— Я всегда претендовал только на роль злодея, — сказал он, словно мой взгляд его смутил. — Ты же видел, к чему всё идет, чародей.
— Ты действительно её убил? — спросил я.
— Нет, ну зачем же мне было оставлять её в живых? Но я сделал это быстро.
— Ты вероломный сукин сын, — сказал я.
Он закатил глаза:
— Может быть, тогда это тебе следовало меня нанять.
Я оскалился в ответ.
