Это была разведка боем. Спустя месяц в Евпаторию двинулся новый десант – 740 человек. Сложилось мнение, что высадка пройдет неожиданно, но оказалось, что после лихого налета в декабре немцы заминировали побережье, просвечивали его прожекторами. И сейчас открыли по кораблям прицельный артиллерийский и минометный огонь.
Было около трех ночи. Аукнулась сожженная пристань. Моряки высаживались в ледяную воду. Во время высадки было убито и ранено больше полусотни человек – первые потери. Убили командира высадки Н. Буслаева. Только сошел с капитанского мостика на палубу – и возле него разорвался снаряд.
Несмотря на потери, вначале все шло по плану. Взвод Г. Пронина, покинув Товарную пристань, перебил немецкий патруль и двинулся к немецкой комендатуре. Рота лейтенанта Шустова, высадившаяся на Хлебной пристани, продвинулась в глубь старого города, в районе мясокомбината моряки освободили из лагеря около 300 советских военнопленных. Оперативно-чекистская группа Литовчука громила гестапо. А. Лаврухин: «Среди немцев поднялась паника, они выскакивали из окон в нательном белье, их тут же настигали наши пули».
В гостинице «Крым» расположился штаб батальона. Уже увидели в городе и, конечно, сразу узнали двухметрового гиганта, председателя горисполкома Цыпкина. И он узнавал людей, кричал женщинам:
– Девочки, мы вам свежие газеты привезли!
Это был праздник! «Женщины и дети буквально повисли на бойцах, целуя всех. С трудом высвободились из объятий» (Н. Шевченко).
Рота лейтенанта Шевченко должна была захватить порт. «Из-за каменного забора немцы вели сильный огонь. Мы атаковали. Меня ранило в ногу. Подавив немцев, пошли дальше. По дороге встретили группу конников, которых атаковали с ходу. Около насыпи наткнулись на артиллерийскую батарею, захватили ее. Матросы развернули пушки и стали стрелять по фашистам. Меня ранило еще раз – уже в правое плечо, рука повисла. Потеряв много крови после первого ранения (в сапоге чавкала кровь) и получив второе, я двигался с трудом».
К десяти утра моряки освободили Евпаторию, хотя дрались один против пятерых.
А. Корниенко, пехотинец: «Мы ворвались в госпиталь, заняли все три этажа, ножами, штыками и прикладами уничтожали немцев, выбрасывали их через окна на улицу…»
Хирургическое отделение заполнили наши раненые. Попал сюда и тяжело раненный в голову пулеметчик Виктор Дунайцев.
– Я и хотел остаться, но там один матросик так стонал!.. У него живот был разворочен. У двоих челюсти снесены. Я ушел. Немцы уже подходили к больнице, и медсестра на выходе спрашивает: «Что же теперь делать-то?» Я успокоил: «К больнице врага не пустим». Но нас уже никого не осталось…
Рано утром 7 января фашисты ворвались в больницу. В палате лежало 18 моряков. За раненых попытался вступиться главврач Балахчи, но его вывели из палаты вместе с хирургом Глицосом и санитаром.
– Вы нас били? – спросил через переводчика немецкий офицер. – Теперь мы вас будем убивать.
Моряки молчали. Только один спросил:
– А кровью нашей не захлебнешься?
Враг, опомнившись, подтягивает силы. Вот уже остановлена рота Шевченко, отошли чекисты Литовчука. В бой с моряками вступили два немецких батальона, несколько артиллерийских батарей. С соседнего аэродрома Саки поднялись в воздух двадцать «Юнкерсов». Примчался на автомашинах 105-й гитлеровский пехотный полк. Десантников стали отрезать от моря и брать в кольцо.
Теперь задача была – пробиваться обратно, к морю.
А. Лаврухин: «При отходе раненые, чтобы не попасть к немцам, сами подрывали себя гранатами». Н. Шевченко: «По дороге к причалу я наткнулся на трех фашистов, у меня оставалось только два патрона. Мне удалось подстрелить двоих, третий – офицер – вытащил пистолет, но я, перехватив наган в левую, здоровую руку, ударил офицера рукояткой в лицо. Немец тоже рассек мне бровь…»
Из 740 человек погибло 700».
