Не желая ставить такие опыты, Сайрус с Иземом запеленали Никодимуса как куколку – точнее, как гигантского младенца, попавшего в руки чересчур фанатичной богине материнства. Франческа запустила в него заклинанием: «Я понимаю, как неловко было предстать передо мной нагишом, но так закутываться – это уж чересчур».
Пальцы правой руки Сайрус оставил Никодимусу свободными – на случай, если понадобится выпутываться при опасности. Этими пальцами он и поймал послание Франчески, а через минуту протянул ей. Неужели написал новое? Но стоило подцепить фразу, и та лопнула, брызнув золотом во все стороны. Франческа, вскрикнув от неожиданности, отдернула руку.
Никодимус смотрел на нее, неудобно вывернув голову. И хотя Франческе видно было только глаза, в них отчетливо читалась злость. Тогда она составила новое послание, перевела и продемонстрировала ему, не выпуская из рук, чтобы не развалилось на части от его воздействия: «Ты несносный и своенравный!»
Никодимус осторожно коснулся золотистой фразы кончиком пальца. Буквы начали крошиться, осыпаться, местами перемешиваться, оставляя на месте написанного Франческой: «Ты несравненный!»
Фыркнув, она выбросила отредактированное послание.
Никодимус протянул ей свое: «Хвтит, я крснею».
Франческа закатила глаза: «У тебя самомнение зашкаливает».
«Сома нписала».
«Это ты исковеркал».
«Прсто убрал лишнее».
«Не валяй дурака».
«А ты не умничяй».
«Умничай».
«Спсбо за розрешние».
«Какое?»
«Умничять».
«Умничать!»
«По приказу умничять не стану».
«НЕБЕСНОЕ ПЛАМЯ, «ча-ща» пиши с буквой «а»!
«А слышится там я».
«Слуха у меня больше нет».
«Тогда што толку попровлять?»
«Оно не так пишется».
«Оно так произносится».
«Слово не равно звучанию. Я понимаю слова, но не разбираю звуков».
«Слово неравно ночертанию. Я пнимаю слова но не помню напсание».
Почувствовав на себе его взгляд, Франческа сотворила: «Ты считаешь себя несравненным?»
Никодимус дернул головой и затрясся – явно от смеха. Франческа закатила глаза, но он не заметил. Наконец он передал ей ответ: «Несравненным для кго? Для кабольдов? Если ты не видила их жнщин, имей ввиду, что мне для эдеала кбольдской крсоты не хвотает ровно 4 грудей».
«!» – загорелась руна в руке Франчески. – «4?»
Никодимус пожал плечами.
Задумчиво прикусив губу под вуалью, Франческа составила ответ: «Иногда у людей бывает третий сосок – на одной вертикали с каким-нибудь из двух положенных. Иногда под ним даже имеется ткань молочной железы. Вообще-то, даже обычная родинка или родимое пятно на одной линии с соском – до самого паха – это возможный зачаток третьего соска».
Никодимус забрал абзац и начал переводить, но не успел – на последнем предложении тот рассыпался. В зеленых глазах мелькнула досада.
Франческе стало неловко. К чему пространные лекции об атавизмах? Было в этом последнем предложении что-нибудь важное? Пожалуй. Она протянула ему окончание: «Любая родинка на одной линии с соском – потенциальный третий сосок».
Никодимус с притворным ужасом пробежался пальцами по груди и животу.
Франческа улыбнулась.
«Мы длжны искать сваного сктальца», – написал Никодимус.
Франческа окинула взглядом расстелившееся до горизонта травяное одеяло.
«Ты говорил, что он побежит к оазису».
