многое, пока верит в чудесную силу Зова, когда внутри его зажигаются чувства и порывы нежданные и потому необычайные по силе. Пусть же никто, будучи никчемным учеником-подмастерьем, не возьмется глумиться над шедеврами непревзойденного, мудрейшего Мастера! Ибо кто познал мысли его?»
Сказатели
Анна Семироль
Моему Олегу
— Иза! Где ты, Иза? Иза!
Эхо металось по коридору, рикошетило от бетонных стен. Мигала под потолком красная лампа аварийного освещения. По ту сторону двери жалобно мяукала кошка. Хозяева бежали, схватив вещи, а живое существо бросили. Хотя… все здесь знали, что не убежишь. Все равно накроет. И накроет всех, никого не щадя.
Олег остановился, перевел дыхание, прислушался. Где-то вне прогрохотал по улице грузовик — и вновь стало тихо.
— Иза! Это я! Ну где ты?
Тишина. Может, нет ее здесь? Может, показалось, что мелькнула в дверном проеме маленькая фигурка с черными косами? Нет. Чутье не подводило ни разу. Где-то прячется в пустом здании испуганная девчонка.
Вопила брошенная кошка. Надрывно, прося выпустить. Олег вернулся, подергал дверную ручку. Заперто. Не судьба.
За спиной всхлипнули. Он обернулся — и наткнулся на взгляд полных страха глаз.
— Иза, малышка…
Девочка отшатнулась, прижалась к стене. «Не доверяет», — с сожалением подумал Олег. Осторожно двинулся ей навстречу. Протянул руку к обтянутому серой тканью острому плечику.
— Ты что такая дикая? Это же я…
Потом понял: одежда. Он никогда не появлялся перед ней в гражданском, а форму она привыкла видеть лишь на тех, кто олицетворял для нее страх и унижение. Она помнит его в белом халате. Олег улыбнулся — старался, чтобы вышло ободряюще и по-доброму:
— Иза, я — Олег. Это действительно я. Просто на мне другая одежда.
Она немного успокоилась. Исчезло из глаз выражение тоскливого ужаса. Еще секунда — и он взял ее за руку. Все. Все, маленькая. Теперь мы отсюда уйдем… и постараемся уйти как можно дальше. Теперь нас никто не остановит. Сколько бы ни было до взрыва — это только наше время.
Он повел ее к выходу, уговаривая, успокаивая, как совсем маленькую. И лишь на лестничной клетке заметил, что в руках у нее кошка — серая, полосатая, испуганно озирающаяся по сторонам. Иза едва заметно улыбалась уголками губ.
Повезло — удалось остановить машину. Вдвойне повезло, что согласились взять попутчиков. Впрочем, взяли бы так или иначе — Олег вполне мог воспользоваться удостоверением, дающим право высадить всех и уехать в конфискованной машине. Обошлось миром.
Устроились кое-как на заднем сиденье, среди сумок и коробок. Олег усадил Изу на колени, обнял. Она прижалась к его щеке лбом. Кошка мурлыкала у девочки на руках. Женщина на переднем сиденье — видимо, жена водителя — хмуро поглядывала на них в зеркальце заднего вида. То ли военная форма ей не внушала доверия, то ли не нравилась бледная девушка-подросток в похожем на тюремную робу платье.
— Скажи…
От неожиданности Олег вздрогнул. Настолько отвык от ее голоса за последние дни, что начал забывать. Ответить. Ей надо ответить. Что сказать? Что жить осталось час-полтора? Она ж понятия не имеет, что значит «смерть». И объяснять не хочется…
— Я тебя люблю, — сказал он и поцеловал ее в пушистую макушку. — Ты знаешь, что это такое?
— Да. Когда хочется тебя придумать. Чтобы ты не уходил больше никуда.
От ее слов перехватило дыхание. Подумалось в который раз, что она удивительная. Уникальная. Кто бы что ни говорил. И теперь они вместе. Наконец-то ему не надо будет никуда уходить. Никто не запретит.
— Я с тобой. Я никуда больше не уйду, маленькая.
Проносились за окном дома. Брошенные, молчаливые. Кто мог, уехали еще вчера или сегодня утром. Город напоминал декорацию, съемочную площадку фильма про анхеппи-энд. Сумерки разливали по асфальту длинные кляксы теней.
— Когда рванет? — мрачно обратился к Олегу водитель.
Странная психология окружающих: думать, что в чрезвычайной ситуации каждый человек в военной форме знает абсолютно все.