Агнес вскарабкалась ей на колени.
—Тогда сперва расскажи мне сказку. Жила-была девица...
—Жила-была девица, — послушно проговорила Киврин, оглядываясь на Имейн с Ивольдой. Они уселись рядом с сэром Блуэтом и что-то втолковывали Розамунде. Та отвечала, вздернув подбородок и пылая румянцем. Лапища хохочущего сэра Блуэта накрыла брошь, а потом скользнула ниже, на грудь Розамунды.
— Жила-была девица... — настойчиво повторила Агнес. — И жила она на опушке большого леса. «Не ходи в лес одна», — наказывал ей отец.
— Она его не слушалась, — зевнув, подсказала Агнес.
— Нет, не слушалась. А отец любил ее и пекся лишь о ее благополучии, но ей было невдомек.
—А что ждало ее в лесу? — пристраиваясь под боком у Киврин, спросила Агнес.
Киврин укрыла девочку плащом Розамунды. «Разбойники и душегубы. И похотливые старикашки с желчными сестрицами. И несчастные влюбленные. И мужья. И судьи».
— Уйма разных опасностей.
— Волки... — протянула Агнес сонно.
—Да, и волки. — Она посмотрела на Имейн и Ивольду, которые, отодвинувшись от сэра Блуэта, о чем-то перешептывались, не сводя с нее глаз.
— И что сталось с девицей? — пробормотала Агнес, уже сквозь сон.
Киврин, баюкая, прижала ее к себе.
— Не знаю, Агнес. Не знаю.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Агнес не проспала и пяти минут, как колокол смолк и тут же зазвонил снова, но более беспокойно, созывая на всенощную.
—Поторопился отец Рош. Еще и полуночи нет, — скривилась леди Имейн, однако не успела договорить, как звон подхватили другие колокола — уичлейдский и берфордский и где-то далеко-далеко на востоке, так далеко, что от звона оставался лишь слабый вздох, — оксфордский колокол.
«Это колокола Осни и Карфакса», — подумала Киврин. Звонят ли они сейчас дома?
Сэр Блуэт поднял свою тушу на ноги и подал руку сестре — к ним тут же поспешил слуга с плащами и подбитой беличьим мехом мантильей. Девочки- хохотушки, не переставая щебетать, вытащили свои накидки из общей груды. Леди Имейн растолкала Мейзри, уснувшую на нищенской скамье, и велела принести молитвенник. Служанка, зевая, поплелась к чердачной лестнице. Розамунда с преувеличенной осторожностью подобрала свой плащ, сползший с плеча Агнес.
Агнес спала как сурок. Киврин помедлила, ужасно не желая ее будить, но, очевидно, даже набегавшиеся за день пятилетние дети от всенощной не освобождались.
—Агнес, — позвала она тихонько.
— Придется нести ее в церковь на руках, — сказала Розамунда, сражаясь с брошкой. Младший сын мажордома застыл перед Киврин с белым плащом, волоча подол по тростнику.
—Агнес, — снова позвала Киврин и слегка потормошила ее за плечо, удивляясь, как малышка не проснулась от колокольного звона. Колокол гудел громче и ближе, чем на заутреню и вечерню, почти заглушая остальные колокола.
Девочка распахнула глаза.
—Ты меня не разбудила, — сонно пробормотала она Розамунде и тут же повторила громче, стряхивая сон: — Ты обещала меня разбудить!
— Надевай накидку, — велела ей Киврин. — Мы идем в церковь.
— Киврин, я хочу мой бубенец.
— Он и так у тебя, — ответила Киврин, пытаясь заколоть застежку на вертящейся шее Агнес и не проткнуть ее насквозь.
— Нет, его нет, — ощупывая запястье, заволновалась Агнес. — Где мой бубенчик?
— Вот он. — Розамунда подняла колокольчик с пола. — Наверное, отвязался. Сейчас его надевать не след. Звонят к всенощной, рождественский перезвон будет позже.
— Я не буду звонить, — пообещала Агнес. — Только надену.
Киврин в это верилось с трудом, но спорить было некогда — остальные уже собрались. Кто-то из слуг Блуэта зажигал головней из костра охотничьи фонари и раздавал остальным. Киврин поспешно завязала ленту у девочки на запястье.
Сэр Блуэт подал руку леди Эливис. Леди Имейн знаком велела Киврин пристроиться следом вместе с девочками, остальные встали за ними, образуя
