В конце концов Киврин сдалась и побежала на кухню за ножом, а заодно принесла оттуда мешки с уже собранными припасами.
Отхватив веревку ножом, она разрезала ее на куски покороче и, кинув нож на пол, пошла к ослику. Тот пытался прогрызть дыру в мешке с овсом. Киврин примотала мешок вместе с остальными упрямцу на спину и повела ослика через луг к церкви.
Роша не было видно. Киврин помнила, что еще нужно забрать одеяла и свечи, но сначала хотела загрузить в суму Святые Дары. Еда, овес, свечи, одеяла. Что еще она забыла?
В дверях появился Рош, с пустыми руками.
—А где Святые Дары? — удивилась Киврин.
Он ничего не ответил. Привалившись к дверному косяку, он посмотрел на Киврин с таким же выражением лица, какое было у него, когда он сообщил ей про мажордома. «Но ведь все умерли, — подумала Киврин. — Больше никого не осталось».
— Нужно позвонить в колокол, — проговорил он и двинулся к колокольне.
— На погребальный звон нет времени, — возразила Киврин. — Пора ехать в Шотландию. — Она привязала ослика к калитке, с трудом затянув узел деревенеющими на холоде пальцами, и ухватила Роша за рукав. — Что случилось?
Он резко обернулся, и Киврин испугалась, увидев его лицо. Оно снова стало свирепым, разбойничьим.
— Нужно звонить к вечерне, — рявкнул он, вырываясь.
«Ох, нет».
— Сейчас только полдень. Еще рано для вечерни.
«Он просто устал. Мы оба так измучились, что мысли путаются». Она снова взялась за его рукав.
— Пойдемте, отче. Пора в дорогу, если мы хотим выбраться из леса засветло.
— Час давно пробил, а я еще не звонил. Леди Имейн будет гневаться.
«Ох, нет. Только не это, нет, нет, нет».
— Я сама позвоню, — сказала Киврин, заступая ему дорогу. — А вы идите в дом и отдохните.
—Темнеет, — сердито буркнул он и распахнул рот, будто собираясь накричать на нее, но оттуда фонтаном выплеснулась рвота с кровью — прямо на куртку Киврин.
«Ох, нет. Нет, нет, нет!»
Рош в недоумении уставился на промокшую куртку, и лицо его обмякло.
— Пойдемте, вам нужно лечь, — позвала Киврин, думая: «Нам не дойти до дома».
— Я захворал?
— Нет. Вы просто устали и должны отдохнуть.
Она повела его в церковь. На пороге он споткнулся, и Киврин обмерла — ей ни в какую его не поднять, если он упадет. Толкнув тяжелую дверь спиной, она втянула его под руку внутрь и усадила, прислонив к стене.
— Умаялся, — проговорил он, откидываясь затылком на каменную кладку. — Посплю чуток.
— Правильно, поспите.
Как только он закрыл глаза, Киврин побежала в господский дом за одеялами и валиком, чтобы сделать тюфяк. Но когда она влетела в церковь, проехавшись по каменным плитам пола, Роша на прежнем месте не оказалось.
— Рош! — крикнула она, вглядываясь в темный неф. — Вы где?
Молчание. Прижимая тюфяк к груди, она снова кинулась во двор, однако ни на колокольне, ни на погосте священника не было. Додома он дойти никак не мог. Вернувшись в церковь, она зашагала по проходу — и нашла его, на коленях перед статуей святой Катерины.
—Ложитесь, — велела она, расстилая одеяла на полу.
Он послушно улегся, и Киврин подложила валик ему под голову.
— У меня бубонная чума, да?
— Нет, — ответила Киврин, укрывая его одеялом. — Вы просто устали. Постарайтесь поспать.
Он отвернулся на другой бок, но через несколько минут вскочил, снова рассвирепев, и скинул одеяла.
—Я должен звонить к вечерне! — прогремел он.
Выхода не было. Дождавшись, пока он снова провалится в сон, Киврин разорвала на ленты растрепавшуюся подкладку своей куртки и привязала Роша за руки к алтарной преграде.
— Не поступай так с ним, — сама себя не слыша, молила Киврин. — Пожалуйста! Очень прошу! Не надо так с ним!
Он открыл глаза.
— Господь не останется глух к столь истовой мольбе, — проговорил он и задышал глубже и спокойнее, засыпая.
Киврин выбежала наружу — отвязать и разгрузить ослика. Мешки она принесла в церковь, прихватив заодно и фонарь. Рош мирно спал. Тогда она
