— Не умирай, — попросила она, когда он вдруг задохнулся, а потом снова задышал, через силу. — Не умирай, — повторила Киврин чуть слышно. — Что я буду делать без тебя? Я останусь совсем одна.
— Ты не должна здесь оставаться, — выдавил он, приоткрыв воспаленные, покрасневшие глаза.
— Я думала вы спите, — извинилась Киврин. — Не хотела вас будить.
— Ты должна отправиться обратно на небеса, — проговорил он. — И помолиться за мою душу в чистилище, чтобы она там пробыла как можно меньше.
Чистилище. Неужели Господь после всех этих мук собирается мучить его еще?
— Вам мои молитвы не понадобятся, — успокоила Киврин.
— Ты должна вернуться туда, откуда явилась. — Он слабо махнул рукой перед лицом, будто закрываясь от удара.
Киврин перехватила грубую кисть и мягко, чтобы не оставить на его коже синяков, приложила к своей щеке.
Ты должна вернуться туда, откуда явилась. «Если бы я только могла». Сколько, интересно, они продержали сеть открытой вопреки всему? Четыре дня? Неделю? Может, она до сих пор открыта? Мистер Дануорти не позволит ничего закрывать, пока остается хоть малейшая надежда. «Но ее нет. Я не в 1320-м. Я здесь, на пороге конца света».
— Не могу, — ответила она. — Я не знаю дороги.
— Вспоминай. — Рош высвободил руку и снова взмахнул ею. — Агнес, нарежь вилкой.
Бредит. Киврин поднялась на колени, опасаясь, что он вновь попытается вскочить.
—Там, где ты упала. — Он поддержал одной рукой локоть другой, и Киврин поняла, что он силится показать направление. — Сразу вилкой.
За развилкой.
— За развилкой? Что там?
— Место, где я тебя нашел, когда ты свалилась с небес. — Он уронил руки на тюфяк.
—Я думала, меня нашел Гэвин.
—Да, — подтвердил он, не находя здесь никакого противоречия. — Я встретил его по пути, когда вез тебя в поместье.
Он встретил Гэвина по пути.
—Там, где упала Агнес, — напомнил Рош. — Когда мы ездили за остролистом.
«Почему же ты не сказал мне, когда мы были там?» Но Киврин уже знала ответ. Рош был занят борьбой с упрямым ослом, который застыл на вершине холма как вкопанный и отказывался сдвинуться с места.
«Он видел меня в момент переброски. — Киврин поняла, что это Рош тогда стоял над ней на полянке. — Я его слышала. Я нашла его след».
—Ты должна вернуться туда, а оттуда на небеса, — повторил он и закрыл глаза.
Он видел ее в момент переброски, стоял над ней, когда она выжидала, прислушиваясь, а потом посадил на ослика, когда она заболела. А она так и не догадалась, даже увидев его в церкви, даже услышав от Агнес, что он считает ее святой.
Потому что Гэвин рассказывал всем, что нашел ее. Гэвин, «гораздый похваляться», Гэвин, больше всего на свете мечтающий отличиться перед леди Эливис. «Я нашел вас и привез сюда», — сказал рыцарь, возможно, даже не кривя душой. Кто такой деревенский священник, в конце концов? Никто. И все это время, что болела Розамунда, Гэвин умчался в Бат, а переброска открылась и закрылась навеки, Рош знал, где находится та поляна.
— Меня ждать нет нужды, — выдохнул Рош. — А тебя уже давно хватились.
— Тс-с-с, — прошептала Киврин вполголоса. — Вам нужно поспать.
Он забылся беспокойным сном, и руки его, не в силах угомониться, теребили покрывала и куда-то указывали. Скинув одеяло, он снова попытался дотронуться до своего паха. «Бедняга, — подумала Киврин. — Неужели даже умереть человеку не дадут пристойно?»
Сложив руки священника на груди, она укрыла его, но он отпихнул одеяло и задрал рясу выше пояса. Снова схватившись за пах, он вдруг резко отдернул руку, конвульсивно дернувшись, и чем-то это движение напомнило Киврин Розамунду.
Она нахмурилась. Рвота кровью и сама стадия эпидемии указывали на легочную форму чумы, тем более что никаких бубонов под мышками Роша, когда он снял куртку, Киврин не заметила. Она откинула край рясы, обнажив шерстяные штаны грубой вязки. Туго натянутые на поясе, они перепутались с подолом ризы и снять их, не приподняв Роша, не было никакой возможности, а за этими складками многослойной задранной одежды ничего не просматривалось.
Она осторожно коснулась его бедра, помня, как болезненно реагировала на прикосновения к своему плечу Розамунда. Рош вздрогнул, но не проснулся, и она провела ладонью по внутренней стороне, едва касаясь ткани. Нога пылала жаром.
— Простите меня, — сказала Киврин и сунула руку ему между ног.
Рош завопил и дернулся, резко согнув колени, но Киврин уже успела отскочить, зажав рот рукой. Бубон был громадный и раскаленный на ощупь. Его следовало вскрыть еще полдня назад.
Роша не разбудил даже собственный вскрик. Лицо его пошло пятнами, дышал он шумно и ровно. От конвульсивного рывка одеяла опять разметались.
