Поляна тонула в густых сумерках. Сквозь черную крону дуба просвечивало лавандовое небо. Колин вытащил на середину поляны поваленное бревно.
— На случай если сеть закрылась прямо только что, и придется торчать здесь еще два часа.
Дануорти благодарно уселся.
— А как мы поймем, куда встать, когда сеть откроется? — спросил мальчик у Киврин.
— По изморози, — ответила она, смахивая снег с корней дуба.
— А если стемнеет?
Киврин устроилась у подножия кряжистого ствола, закусив губу, когда опускалась на корни. Колин примостился на корточках между ней и профессором.
— Жаль, спички не взял, а то можно было бы костер развести.
— Ничего, — сказал Дануорти.
Колин включил фонарик, потом снова выключил.
— Лучше его поберечь на всякий пожарный.
В ивняке кто-то заворочался. Колин вскочил.
— Начинается!
— Это конь, — охладил его Дануорти. — Пасется.
Колин разочарованно уселся обратно.
— А может, сеть уже открылась, но мы не видим из-за темноты?
— Нет, — ответил Дануорти.
— А вдруг у Бадри случился рецидив, и он не смог держать ее открытой? — воскликнул Колин. Безо всякого испуга, скорее, оживляясь.
Они ждали. Небо стало фиолетовым, в ветвях дуба зажигались первые звезды. Колин, усевшись на бревно рядом с Дануорти, рассуждал вслух о крестовых походах.
— Вы ведь теперь все знаете про Средневековье, — обратился он к Киврин. — Может быть, сможете меня подготовить? Рассказать, что и как?
— Ты еще маленький, — ответила она. — Это слишком опасно.
— Знаю. Но я очень туда хочу. Поможете мне? Пожалуйста!
— Все будет совсем не так, как тебе представляется.
— Некрозная еда? Я читал в той книге, которую мне подарил мистер Дануорти, — про тухлое мясо и лебедей, и всякую гадость.
Киврин посмотрела долгим взглядом на свои руки.
— Большей частью ужасно, — проговорила она будто про себя. — Но были и чудесные моменты.
Чудесные моменты. Дануорти вспомнилась Мэри, рассказывающая о Египте в арке баллиольских ворот: «Я никогда этого не забуду». Чудесные моменты.
— А брюссельская капуста? — поинтересовался Колин. — Она уже была в Средние века?
— Нет, кажется, еще не изобрели, — в голосе Киврин послышался намек на улыбку.
— Хорошо! — Колин вскочил. — Слышали? Начинается. Похоже на колокол.
Киврин прислушалась, подняв голову.
— Когда я перемещалась, тоже звонил колокол.
— Пойдемте! — Колин ухватил Дануорти за руку, помогая ему встать. — Слышите?
Колокол звонил едва уловимо, где-то далеко-далеко.
— Вот оттуда. — Колин метнулся к краю поляны. — Сюда!
Опираясь рукой на землю, Киврин поднялась на колени.
Свободная рука машинально дернулась к ребрам.
Дануорти хотел ей помочь, но Киврин отказалась.
— Со мной все будет в порядке, — пробормотала она тихо.
— Знаю. — Дануорти опустил протянутую руку.
Киврин осторожно поднялась, придерживаясь за шершавый ствол дуба, потом выпрямилась и встала, ни на что не опираясь.
— Я все писала на диктофон, — сказала она. — Все что было.
«Как Джон Клин», — подумал Дануорти, глядя на ее неровно обрезанные волосы и перепачканное лицо. Истинный историк, выводящий в пустой церкви посреди могил: «Я, узревший столько невзгод, доверяю пергамену все, чему сподобился стать свидетелем, дабы не поглотило время то, что надлежит помнить».
