Книга Страшного суда

Откуда-то протянулась прохладная рука и легла ей на лоб, а мягкий голос сказал: «Тс-с-с».

—Я не ведьма, — проговорила Киврин как можно отчетливее. Разбойник ее не понимал. Она пыталась сказать ему, что не нужно уходить с переброски, а он не слушал. Посадил ее на белого коня и повез прочь от полянки, через березы, в самую чащу.

Киврин силилась запомнить дорогу, чтобы вернуться, но качающийся в руке разбойника фонарь освещал лишь несколько дюймов земли под ногами, а свет резал глаза. Поэтому она их закрыла — очень необдуманно, поскольку от неровной поступи коня ее тут же укачало, и она свалилась.

—Я не ведьма. Я историк.

— Haweу fond enyowuh thissla dey?—донесся издалека женский голос. Видимо, селянка подошла подложить хвороста в огонь и тут же отодвинулась, подальше от жара.

— Enwodesfillenun gleydundsore destrayste, — ответил мужской голос, похожий по тембру на мистера Дануорти. — Ауееn mynarmehs hooralle op hider уbar.

—Sweltes shay dumorte blаuеn? — спросила женщина.

— Мистер Дануорти... — Киврин протянула к нему руки. — Я попала к разбойникам! — Но лицо профессора терялось в густом дыму.

—Тс-с-с, — сказала женщина, и Киврин поняла, что прошло какое-то время, что невероятнейшим образом она умудрилась заснуть. Интересно, сколько обычно горят на костре? Пламя пылает так жарко, она давно уже должна была сгореть дотла, но рука, поднесенная к глазам, оказалась целой и невредимой, несмотря на огненную кайму, обрамляющую пальцы. Пламя слепило, и Киврин смежила веки.

«Хоть бы не упасть с коня еще раз». Она ведь цеплялась за его шею обеими руками, хотя от неровной поступи ужасно болела голова, цеплялась изо всех сил, и все равно упала, а мистер Дануорти не зря настоял, чтобы она брала уроки верховой езды, договорился, чтобы ее потренировали на конюшне под Вудстоком. Мистер Дануорти предупреждал. Он с самого начала сказал, что ее ждет костер.

Женщина поднесла к губам Киврин чашку. Наверное, уксус на губке, его давали мученикам. Нет, какое-то питье, теплое, кисловатое. Женщине пришлось слегка приподнять голову Киврин, чтобы она смогла отпить, и Киврин только теперь осознала, что, видимо, лежит на спине.

«Надо будет сказать мистеру Дануорти, что людей сжигали в лежачем положении». Она попыталась сложить ладони домиком и поднести к губам, чтобы надиктовать запись, но пламя потянуло их вниз.

«Я больна», — подумала Киврин, осознавая, что теплое питье — это какой-то целебный отвар и он немного сбил температуру. Что она лежит не на земле, а на кровати в темной комнате, и женщина, шептавшая «тс-с-с» и поившая ее отваром, по-прежнему рядом. Киврин слышала ее дыхание. Она попыталась повернуть голову, но затылок тут же пронзила боль. Женщина, кажется, спала, дыша ровно и громко, будто храпя. Голова у Киврин затрещала от этого сопения еще сильнее.

«Я, наверное, в деревне. Сюда меня привез тот рыжий».

Когда она свалилась с коня, разбойник подсадил ее обратно, но потом она заглянула ему в лицо, и оказалось, что оно совсем не разбойничье. На нее смотрел рыжеволосый юноша, по-доброму смотрел. Это он пришел к ней, когда она сидела привалившись к колесу, преклонил колено и спросил: «Кто вы?» Тогда она прекрасно поняла его слова.

— Canstawd ranken derwyn? — спросила женщина, снова приподнимая голову Киврин, чтобы напоить ее горьковатым отваром. Киврин глотала с трудом. Теперь огонь полыхал у нее в горле, она воочию видела эти оранжевые языки пламени, хотя отвар должен был их погасить. Может, ее привезли в какие-нибудь дальние земли, в Испанию или Грецию, где говорят на незнакомом переводчику языке?

Рыжего она поняла отлично. Он спросил: «Кто вы?», и она подумала, что тот, второй, возможно пленный слуга, привезенный из крестового похода, поэтому говорит на своем турецком или арабском, и она его не понимает.

—Я историк, — начала объяснять Киврин, но, когда подняла глаза, добрый юноша куда-то пропал, и перед ней снова был разбойник.

Она начала оглядываться в поисках рыжего. Разбойник укладывал сучья крест-накрест между камнями, чтобы развести костер.

— Мистер Дануорти! — в отчаянии позвала Киврин, и разбойник присел рядом с ней в дрожащем свете фонаря.

— Не страшитесь, — проговорил он. — Скоро он вернется.

— Мистер Дануорти! — завопила Киврин, и рыжий вернулся, и снова опустился перед ней на колени.

— Не надо было мне уходить с переброски, — сокрушалась она, не сводя глаз с лица юноши, чтобы он снова не превратился в разбойника. — Наверное, произошел какой-то сбой. Отведите меня обратно.

Он расстегнул пряжку своего плаща и, легко сбросив его с плеч, укрыл им Киврин. Значит, он ее понял.

— Мне нужно домой.

Когда он склонялся над ней, фонарь подсвечивал его доброе лицо и отблески плясали на рыжих волосах, будто пламя.

— Godufadur, — позвал он. Видимо, это имя слуги. Gauddefaudre. Он попросит слугу показать, где тот меня нашел, и отвезет обратно к месту переброски. К мистеру Дануорти. Мистер Дануорти с ума сойдет, когда откроет сеть, а меня там не окажется. «Все в порядке, мистер Дануорти, — сказала она про себя. — Я уже иду».

— Dreede nawmaydde, — произнес рыжий, поднимая ее на руки. — Fawrthah Galmnnath соаt.