– Ну, хоть до Дуная, до прежней нашей стоянки, – уступил Ингвар.
– На два дня ближе.
– Княже, обожди хоть три дня, пока лихорадка уймется! – умолял Держанович. – Не губи моей жизни молодой!
– А твоей-то что?
– Так Свенельдич с меня ж голову снимет, если мы тебя худо довезем! Вот так за уши возьмет – и скрутит к лешим!
Ингвар промолчал. Раз уж он не погиб в сражении, умирать на овчине было совсем ни к чему. Уж конечно, он не меньше других хотел вновь увидеть себя здоровым. Чем бы ни кончился поход Мистины с войском по восточным фемам, он, князь, рано или поздно должен будет вновь пойти на Греческое царство. Мистина еще мог спасти поход – но свою личную честь мог спасти только сам Ингвар.
Князь понимал, что нужен покой – и ему, и людям. Но, сознавая свое уязвимое положение, стремился уйти от греков подальше. Край близ устья Дуная казался местом обжитым и знакомым, почти своим.
– Это в прошлый раз болгары от нас подальше держались! – говорил ему Фасти. – Пока у нас была тысяча судов, все люди были здоровы и полны ратной доблести…
– Аж пыхтели! – добавлял Гримкель.
– А теперь, когда у нас четыре сотни здоровых и сотня раненых, Петр и осмелеть может.
– Так и я про что! – в досаде отвечал Ингвар. – Чем дальше от греков, тем болгары смирнее будут. Уходить надо, чем дальше, тем лучше.
Разговор этот происходил вечером, близ морского берега, где русы устроили стан – первую стоянку на земле Болгарского царства. Мысленно Ингвар благодарил прежних болгарских ханов и князей, перенесших на своих мечах границу так далеко на юг – в стародавние времена, говорят, греческие владения доходили до Днестра. Недаром же то старое святилище на Белом острове близ устья Дуная устроили греки. И проклинал нынешнего царя Петра: если бы не он, то Романовы земли остались бы позади на несколько дней раньше.
Раненые лежали на кошмах и овчинах, здоровые носили дрова, разжигали костры, собираясь варить кашу. Держанович с помощниками принялся за перевязки, Соломка разложил братовы мешки с сушеными зельями. На каждой стоянке вечером, пока не стемнело, или рано утром Держанович шустрил в лугах и рощах вокруг стана, выискивая свежие травы и коренья: говорил, сейчас, перед Купалием, они входят в самую силу и куда лучше сушеных. Иной раз одалживал у кого-то из старших – у Ингвара, Гримкеля, Фасти – серебряную цепь или гривну и уходил с ней в лес. Возвращаясь, приносил какую-нибудь особую травку; отданная владельцу гривна пахла землей и влажной зеленью. Отроки ухмылялись, переглядываясь, но в этих усмешках сквозило нешуточное уважение к познаниям юного зелейника. И мази его помогали: багровые, с засохшей кровью пятна ожогов, усеявшие руки, лица, плечи и спины, теперь уже подживали, бледнели, приобретали буровато-розовый цвет.
И тем не менее на каждой стоянке приходилось наскоро зарывать несколько трупов. Двое отроков от пережитого огненного ужаса повредились умом, хоть и не были ранены, и их держали связанными.
Всякий день Ингвар втайне радовался, что лето: как он вез бы столько раненых по холоду? Мертвецов на каждой стоянке было бы вдвое больше. Взятое у греков мясо уже кончилось, и теперь опять, как и по пути сюда, на ночь ставили в море сети, чтобы утром сварить рыбы. Кроме Держановича, Ингвар никому не разрешал отходить далеко от берега, даже ради охоты.
– Не забыли, как Эймунд на морского змея охотился, а селянскую корову загубил? А нам сейчас рать с болгарами не нужна. Не в тех мы силах…
Эймунд… Ингвар убеждал себя, что тот найдется вместе с другим братом княгини – Хельги Красным. Он ведь вполне мог, спасаясь от огнеметов, с частью своих людей уйти вперед. Мысль о гибели младшего брата Эльги легла бы еще одним тяжким камнем на его сердце, и без того полное тоски и тревоги.
– Да жив ли Хельги и все, кто с ним? – Фасти в этом сомневался. – Они ведь к Царьграду пошли, больше им деваться было некуда. Неужели и близ столицы у Романа совсем войска нет? Не порубили бы их там… Своих дворцовых хирдманов выпустит, как увидит, что мало наших… И кланяйся от нас Харальду Боезубу!
Ингвар не знал, что отвечать и даже на что надеяться. Как князю, ему было досадно думать, что еще одна часть его людей погибнет понапрасну, но… Если бы сам Хельги Красный не вернулся из похода, Ингвар не слишком огорчился бы. Особенно сейчас, когда его, Ингвара, провал будет только на руку бойкому племяннику Олега Вещего!
Наутро Ингвар проснулся от дуновения свежего ветра. Даже с закрытыми глазами ощутил, что вокруг уже светло. Прохладный дух утренней земли вливал в жилы бодрость; не открывая глаз, Ингвар вдохнул как мог глубже, ясно ощущая, что вдыхает саму силу земли, несущую ему крепость и исцеление. Вдруг вспомнил: а ведь на днях Купалие настанет. Вчера луна взошла уже почти полная: все эти ночи он наблюдал, как месяц мало-помалу нагуливает бока. А про Купалие что там бабы говорят? Всякая травка в наивысшую силу входит… Солнце в реку окунается и воде целебную силу придает…
– Держанович! – позвал Ингвар, одновременно открывая глаза и приподнимаясь на локоть со стороны здорового бока. – Ты должен знать…
И замолк. Вот отчего в шатер так свободно проходит утренний воздух и так светло! У поднятого полога, там, где обычно обретались готовые к услугам Колояр или Соломка (назначенный новым оруженосцем взамен сгинувшего под залпом стреломета Хьёрта, сидел совсем другой человек – вида непривычного, неожиданного, однако же знакомого. Выбритая в части висков голова, черная коса, падающая с затылка на плечо, смуглое лицо с большими
