лечить. В том я даю свое крепкое слово, и пускай Перкунас покарает меня, коль я его нарушу.
«Правильно Улан вчера сказал про него, — уважительно подумал Сангре. — Действительно рыцарь. Во всяком случае, старается им быть. Такому помочь сам бог велел. Если получится, конечно».
Об этом он и заявил. Мол, приложат все силы, но не уверены, что их хватит. Однако в любом случае надо сперва встретиться с пленниками, переговорить с ними, затем посмотреть на сам Христмемель, все прикинуть, взвесить. Ну а потом они изложат надуманное.
— Поэтому пока нам требуется лишь перо, чернила и много бумаги, — добавил предусмотрительный Улан.
— Будут, — кивнул Кейстут. — И к замку сопроводим. Просьба одна — не затягивать… с думами. Мы в любом случае попытаемся его взять, с вами или без вас, но нам надо управиться за месяц, от силы за полтора, не позднее. Далее наступит весна, а берег у замка низкий и болотистый. Туда летом даже продовольствие завозят по реке. И стоит морозам ослабеть… — он развел руками.
— А почему именно этой зимой? — уточнил Улан.
— Я выслушал путтонов, вейонов и жваконов[25]. Обычно они редко бывают столь единодушны, а тут в один голос заявили мне, что нынешняя зима — наиболее благоприятное время для захвата замка. Взять же Христмемель для нас — дело чести. Кунигас Витень два года назад пытался это сделать, однако у него не вышло, несмотря на камнеметы. Он отступил ни с чем, если не считать множества погибших воинов и двух тяжких ран, полученных им самим. От них-то он через месяц и умер. У нас принято сжигать тела, а не предавать земле. Но когда человека убивают, на погребальном костре мы сжигаем не только умершего, но и его убийцу. Желательно живого. Увы, душа кунигаса улетела к небесам одна, а потому она до сих пор не пребывает в чертогах Перкунаса, терпеливо дожидаясь, когда мы на земле осуществим справедливое возмездие. Я не знаю, кто из рыцарей нанес князю раны, ставшие причиной его смерти, а потому надлежит сделать погребальным костром весь замок. Но для этого он поначалу должен оказаться в наших руках.
— Мы постараемся уложиться, — твердо пообещал Улан.
— Я надеюсь, — кивнул Кейстут. — Ну а сейчас… — и по его суровому лицу вновь скользнула улыбка, — пора за трапезу. Заодно расскажете мне про свой союз славных и смелых ратников…
В отличие от Липневки, где даже на праздничных застольях мясные блюда были представлены весьма скромно, у князя они оказались основными и на обычном обеде. Помимо кабанятины, лосятины, оленины, зайчатины, медвежатины, причем на любой вкус, печеной и жареной, вареной и вяленой, перед друзьями стояли и другие дары литовских лесов: моченая морошка, блюда с солеными грибами, земляника в меду, а лесные орехи челядь даже успела заботливо очистить от скорлупок.
Сам Кейстут ел немного. Так, ножка молодого кабанчика, копченое гусиное крылышко да пара-тройка небольших колбасок, благоухавших чесноком. Пил он тоже умеренно, опрокинув в себя всего пару кубков меду, больше налегая на кисловатый, приятно освежающий клюквенный настой. Зато вопросов задал без счета, благо, в отличие от вечерней трапезы, нынче их за столом сидело всего трое.
Касаемо союза, точнее, того, кто еще из славных ратников в него входит, Сангре выкрутился быстро. Не мудрствуя лукаво, он припомнил сказочные биографии русских былинных героев, добавил к ним кое-какие подробности из мультфильмов и заливался соловьем, рассказывая о героизме и славных подвигах отцов-основателей ордена защиты отчей земли.
Да и на вопросах о них самих (что, кто да откуда, да где побывали), Петр особо не заморачивался. Мгновенно вспомнив о вчерашнем вечере и своей беседе с Римгайлой, он приступил к повторному рассказу, легко и непринужденно повествуя о различных приключениях во время их многочисленных путешествий.
Кейстут слушал как завороженный. Интересовало его все: и подробности охоты на крокодилов в Антарктиде, и сколь ловко скачут по тропическим джунглям черненькие обезьянки под чудным названием обама, в коих так тяжко попасть стрелой, и как друзья отчаянно сражались с волосатыми пингвинами, прыгавшими на них с пальм.
Изрядно выручал и любимый Гумилев:
Отвлекло внимание хозяина стола введенное к ним в трапезную в сопровождении двух воинов страшилище. Нет, одето оно было по-человечески, да и стояло на двух ногах, но рожа… Ох и рожа! Всклокоченные и нечесаные с самого рождения волосы, стянутые на лбу грязной повязкой, напоминали какую-то экзотическую прическу, маленькие глазки глубоко таились под могуче нависшими над ними серыми, словно припорошенными пылью бровями, зато крупный
