Глава 27. Дважды победитель
Неодобрительно покосившись на Дитриха, он как бы между прочим заметил, что столь важный рыцарь был бы чудесным подарком для Лиздейки. Петр, пребывая в расстроенных чувствах, церемониться не стал, с ходу напомнив об уговоре. Они свое слово честно сдержали — и многозначительный кивок назад, на столб черного дыма, поднимающегося над полыхающим Христмемелем — значит, кое-кому тоже надо держать свое.
Кейстут не возражал, торопливо заверив, что от своих обещаний не отказывается, настаивать на своем предложении отнюдь не собирается и комтур полностью в их власти. Более того, он полагает, что они заслужили десятикратную долю из общей добычи, ибо не будь их и столь небывалой победы (на каждого погибшего литвина пришлось аж по два поверженных врага, считая пленников) никогда не удалось бы добиться.
— А сколько теряли раньше? — поинтересовался неугомонный Улан.
Князь поморщился, но честно ответил, что обычно каждого воина Тевтонского ордена приходилось разменивать на трех-четырех литвинов. Это самое малое, и при особо удачной засаде. Бывало, и на пятерых-шестерых воинов. Случалось, счет доходил и до десятка. При поражении же потерь и вовсе не сосчитать.
Спустя час его слова, сами того не подозревая, подтвердили догнавшие воинство Кейстута остатки отряда Сударга, оставленного князем в засаде подле волчьих ям, вырытых накануне ночью на пути из Рагнита в Христмемель. Вернулось из сотни около двух дюжин. Задачу свою они выполнили, сумев изрядно задержать крестоносцев, потерявших не меньше десятка воинов, но тем не менее назад тевтоны не повернули и продолжают погоню. И отряд у них солидный. Не менее двухсот всадников.
Услышав о количестве преследователей, Сангре с удивлением покосился на помрачневшего Кейстута и с трудом удержался от ехидного комментария, но чуть погодя припомнил его откровения касаемо потерь самих литвинов. Тогда получалось и впрямь много, особенно с учетом того, что четыре пятых всех пеших воинов, изображавших ложный штурм Христмемеля, вовсе не были таковыми. Помня слова Петра, что сражаться им не придется, Кейстут обеспечил массовость просто: собрал все мужское население, проживавшее подле Бизены, и приставил к ним опытных бойцов. Настоящих же воинов у него насчитывалось от силы тысяча. Но это до штурма замка. Теперь их число поубавилось с учетом потерь в отряде Сударга до восьмисот.
Внешне Кейстут оставался невозмутим и лишь потемневшие до фиолета зрачки глаз выдавали его опасения.
— Остается надеяться на ваши хитрости, — хладнокровно заметил он Петру с Уланом.
— Они помогут, — заверил Сангре. — Но при обязательном условии: ни в коем разе не высовываться из укрытий.
— И как бы все удачно ни складывалось, не лезть в атаку, — добавил Улан.
— Об этом можно не беспокоиться, — отмахнулся Кейстут. — Все десятники и сотники предупреждены крепко-накрепко.
Рыцари заметили отступающих литвинов, точнее, хвост от их обоза, в версте от очередной лесной опушки. Крестоносцы радостно взревели, предчувствуя веселую рубку, а меж тем возницы последних саней продолжали отчаянно нахлестывать коней. Казалось, цель близка. И ландмейстер Пруссии[43] Фридрих фон Вильденберг, скачущий впереди всех, осадил коня и отдал приказ немедленно пересесть с походных лошадей на боевых. Небольшая минутная остановка позволила литвинам на санях чуть оторваться от погони, но ненамного — видно, их кони изрядно подустали.
Ландмейстер зло усмехнулся, предвкушая грядущее удовольствие от славной рубки вражеских голов, и еще раз порадовался тому, что прислушался к сообщению Дитриха, на днях известившему руководство ордена о возможном нападении со стороны Литвы. И не просто прислушался, но спешно выехал на помощь рыцарям замка Христмемель. Исполняющий обязанности великого магистра — Фридрих и был-то назначен капитулом на эту должность, пустующую вот уже семь лет, чтобы кто-то руководил орденом вместо смещенного Карла фон Трира — он сейчас предвкушал возможность проявить себя, лично покарав наглых дикарей-язычников. Об осторожности ландмейстер не помышлял. Во-первых, он никогда не был полководцем — его предыдущей должностью была «великий госпитальер», чьей главной задачей являлась забота о больницах и госпиталях ордена. Ну а во-вторых, его сильно отвлекали мысли о том, как половчее составить сообщение в Авиньон о славной победе ордена, разумеется, выставив себя как руководителя ордена, пускай и временного, в самом выгодном свете. Конечно, выбирает нового магистра капитул, но если римский папа выскажет свое мнение, то вне всяких сомнений оно будет учтено выборщиками. А в том, что победа будет, он ни на миг не сомневался.
На самом же деле последние пять саней, замеченные тевтонами, служили приманкой, чтобы преследователи раньше времени ничего не заподозрили. А в лесу, буквально в сотне метрах от опушки, крестоносцев подстерегала ловушка — упрятанные под снегом рвы.
Было их аж три, благо, время позволяло, поскольку рыли три дня. И расположил их Улан не абы как, но четко рассчитав, чтоб не угодивший в первый, непременно попал во второй, в крайнем случае — в третий. Извилистый проход между ними с двумя резкими поворотами был устроен столь коварно — нипочем не догадаться, как надо ехать. Пришлось даже устраивать подстраховку, огородив его красными флажками и веревкой. Позже их снимали ехавшие на последних санях. Они же заметали санные следы раскидистыми еловыми лапами.
