Вектор атаки

Мичман Нунгатау близок к цели

В тесноватом помещении было безлюдно, теплый густой воздух стоял недвижно. В дальнем углу, сблизившись головами, о чем-то чирикала юная парочка – судя по нарядам, не из низших слоев: какие-нибудь искатели острых, но безопасных ощущений, удравшие из дому, отметившиеся в прилетной зоне Хоннарда… мы-де до самой Анаптинувики, пограничья цивилизации, долетели, и сам демон-антином Юагрморн нам теперь не брат… и теперь дожидающиеся обратного рейса в уютное родительское гнездышко, в метрополию-матушку. Возле окна, привалившись к стене, надвинув на лицо капюшон и упрятав руки в складках просторного серебристого плаща, дремал пилигрим, а перед ним стояла внушительная чашка уже остывшего супа. За стойкой скучал бармен. Бармен был новый и мичмана в лицо не знал. Равнодушно проводив нового клиента взглядом, однако же не предпринял никаких попыток обозначить служебное рвение, а продолжал пялиться в трепещущий прямо перед носом экран, на котором беззвучно разворачивалось какое-то спортивное ристалище. Нунгатау присел на свободный диванчик и пару минут пытался понять смысл состязания, то есть кто кого и по каким правилам должен был одолеть, но скоро убедился в тщетности своих усилий. Спортивный канал был явно не местного происхождения, а в других уголках Эхайнора почитаться спортом могло что угодно. Пока Нунгатау разбирался в хитросплетениях начертанного на столешнице меню, будучи совершенно уверен, что двух третей перечисленного в ассортименте так и так не наличествует, к нему неспешно приблизилась официантка, дебелая дама более чем средних лет, и вот она-то мичману была положительно знакома.

– Мое почтение, госпожа Боскаарн, – сказал он. – Есть же в мире вечные ценности…

– Рада видеть тебя живым и непопорченным, малыш Ахве, – отвечала госпожа Боскаарн с каменным выражением лица. – Хотя я могу что-то упустить.

– Все мое пока при мне, – ухмыльнулся Нунгатау и быстро произвел перед лицом отгоняющий злую судьбу жест. – Чем порадуете изнуренного солдата?

– Дай припомнить, что ты обычно заказываешь. Или нынче ты решил изменить своим обычаям?

– Обычаи на то и существуют, чтобы их блюсти, – сказал Нунгатау расслабленно.

– Тогда так, – сказала госпожа Боскаарн. – Плодовая корзинка – свау, хтоу и сейруксонэ, крупно порубленные, в собственном соку с добавлением острого соуса из молодых побегов хмишаргу ядовитого… представь себе, сюда иногда приходят те, что полагают, будто «хмишаргу ядовитый» и впрямь ядовит, и шарахаются от безобидной специи, как демон от священного свитка!

– Безобидной эту адскую смесь можем считать только мы с вами, – заметил Нунгатау, – мы, уроженцы этого мира. Остальным разумнее держаться от нее подальше, если, конечно, дорог желудок и жаль времени, которое придется провести в отхожем месте.

– А ты все так же любишь поболтать, малыш Ахве, – сказала госпожа Боскаарн. – Дальше… Две горячие лепешки из зерен лугау грубого помола. Два больших медальона из вырезки молодого уорранха, в перечной пудре и в маринованных стеблях тилкугуа.

– И с ягодами пласароннэ без косточек! – напомнил мичман, требовательно воздев палец.

– Непременно, малыш. Как насчет большой, запотевшей кружки холодного нхетикмини?

Мичман сглотнул.

– Я на задании, моя госпожа, – молвил он виновато.

– И что? – Краешки каменных губ приподнялись в усмешке. – Кружка безобидного пойла собьет с пути моего отважного следопыта?

– Нет, но…

– Горсть орехов фару-фару, и никто не догадается, чем утолял жажду малыш Ахве в заведении под названием «Зелье и порок»… хотя трудно ожидать, что в забегаловке с такой вывеской подают парное молоко.

Нунгатау усмехнулся и едва заметно кивнул в сторону парочки:

– А ведь, похоже, подают!

– Ты же знаешь, мы всякому клиенту рады и никому не откажем в гостеприимстве.

«Гори оно все!» – подумал мичман.

Спустя самое короткое время он уже имел счастливую возможность припасть пересохшими губами к ледяному напитку, который перед тем, как провалиться в желудок, успевал нанести чувствительный удар по мозгам. Мир уже не выглядел привычно враждебным, а, как по волшебству, окрасился в приязненные тона… возможно даже розовые. Мичман вольготно раскинулся на диванчике в ожидании прочих блюд. Он жаждал общения.

– Эй, братишка, – окликнул он бармена. – Что за херюзгу ты смотришь?

– Это не херюзга, – неохотно откликнулся тот, но пояснениями не удостоил.

– У тебя там не найдется чего-нибудь одинаково забавного для всех?

Парочка прекратила миловаться, и теперь оба – красивая рыжеволосая девица с загорелым, неуловимо знакомым лицом, и худой мрачноватый парень, слишком коротко стриженный для штатского и потому, наверное, выглядевший болезненным, – смотрели в его сторону. В прежние времена мичман уже