Потом сорвала фату, сунула ее в руки служанки и, подобрав юбки, метнулась в сторону подлеска.
Я бежала так быстро, насколько позволяли туфли, цепляясь подолом за шиповник и проклиная неудобное платье. В таком только стоять перед алтарем, подобно разряженной кукле, но бегать по лесу гораздо удобнее в кроссовках и джинсах. Сердце колотилось, как угорелое, в мозгу пульсировала мысль: «Успеть, успеть!» Потом ветер донес полный ужаса вопль Жюли:
– Скорей!.. Фройлен… в реке! Утону-ула-а!
Я поднажала, перепрыгивая через трухлявый пень не хуже олимпийской чемпионки. На счастье каблуки у туфелек оказались не слишком высокими и вполне удобными, чтобы я не поломала ноги на первом же буреломе. В лесу оказалось куда прохладнее, чем в залитой солнцем уютной долине, меня начало ощутимо прихватывать ознобом, и вскоре я довольно быстро потерялась среди однообразных дубов и зарослей папоротника и медуницы. Сухой хвощ будто нарочно тянул за кружева, и я со злостью выдирала несчастное платье из прочного захвата. Прическа растрепалась, локоны снова лезли в глаза, прилипая к взмокшему лбу. В хорошеньком же виде я появлюсь в деревне. Ну и плевать. Главное, подальше отсюда. Главное, чтобы его сиятельство поверил в мою мнимую смерть. Главное, чтобы не догнал…
И тут же стоялый воздух разрезал трубный звук горна.
Я на мгновение замерла, оглядываясь по сторонам, сердце колотилось, едва не выпрыгивая из корсета. Откуда звук? Слева или справа? Эхо перекатывалось по холмам, мешая сориентироваться. Я стиснула зубы и решилась, уклонившись вправо.
Здесь лес становился гуще, а трава выше. Кружево поистрепалось, и подол платья потемнел от травяного сока, на оборки налипли сухие листья осин.
Горн снова протрубил. Теперь отчетливо слева, а значит, я взяла верное направление. Стиснув зубы, я побежала с новой силой. По моим подсчетам лес должен был давно поредеть, а деревенька – вынырнуть из долины, как городок из табакерки. Но этого почему-то не происходило. Я перебралась через овраг, пыхтя, как паровоз, дважды упала, вонзаясь наманикюренными пальцами в перегной и собирая на себя весь лесной сор. Впереди плеснула синяя даль, и я едва не расплакалась, когда поняла – лес действительно редеет, вот скоро я выбегу на опушку, и тогда…
Горн протрубил совсем близко, на этот раз где-то прямо передо мной. И, отзываясь на его рев, послышался скрежещущий звук, словно ножом водили по фарфоровой тарелке. От него сразу бросило в жар и пот. Я затормозила, ухватившись за ближайшую рябину, и вовремя, потому что прямо передо мной из густого подлеска вынырнула хищная треугольная морда.
Разинув пасть, виверна прикрыла складчатые веки и дохнула на меня сырым мясом и гарью. Я зажмурилась, давя в горле крик. На щеки брызнула слюна. Господи боже, пусть она будет не ядовита!
– Тубо, Грета! Нельзя! – услышала я грозный оклик.
Защелкал кнут, и виверна жалобно рыкнула, словно обидевшись.
Я приоткрыла глаза и увидела, как по высокой траве размеренно и спокойно идет генерал. Не доходя до меня пары шагов, он поднял руку, и к его ладони тут же прильнула исполинская морда, потерлась, скрипуче мурлыча. Генерал улыбнулся.
– Хорошая девочка, – сказал он, потрепав бородавчатую голову чудовища. – Учуяла, умница.
Наконец шагнул ко мне и стиснул мое плечо, как клещами. Я скорчилась, стараясь не глядеть в его лицо. От генерала веяло силой и злобой, его взгляд давил, как могильная плита.
– Хорошая попытка, пичужка, – сдерживая ярость, проговорил он. – Вторая по счету, насколько мне известно. И обе неудачные. Третьей не будет.
Я сжала губы, борясь с внутренним гневом. Значит, чертов адъютант все-таки заложил меня. Скотина! Мерзкий прихлебатель!
– Я все равно никогда не соглашусь, – сказала я, глядя себе под ноги.
– Конечно, – холодно парировал генерал, обведя ладонью мое лицо. – Но мне плевать на ваше согласие. Эй, Ганс! – крикнул он через плечо.
Из подлеска вынырнул вездесущий адъютант. За ним, пыхтя, пробирался священник, высоко задирая колени и поддерживая рясу.
– Кольца готовы?
– Так точно, ваше сиятельство! – сверкнул улыбкой Ганс и протянул подушечку с кольцами.
– Заканчивайте, святой отец, – процедил генерал, не оборачиваясь и все так же прожигая меня взглядом.
Я даже сквозь очки чувствовала этот полыхающий огонь, эту яростную бурю. Будь его воля, генерал растерзал бы меня прямо здесь. Но он лишь протянул руку, и адъютант передал ему кольца.
– Фройлен Мэрион, примите это кольцо как символ и обещание моей любви и верности, – заученно проговорил генерал и, сжав мою ладонь так сильно, что я невольно вскрикнула, снял помолвочное кольцо и ловко надел венчальное на безымянный палец. – Теперь вы.
Я мотнула головой, скорее из упрямства, сил не осталось, голова снова кружилась, невыносимая тяжесть давила на плечи.
– Этим кольцом я обещаю хранить любовь и верность, – подсказал священник.
– Никогда, – выдохнула я.
– Плевать, – в раздражении перебил генерал и сам надел кольцо, потом подхватил меня поперек талии, я завизжала, замолотила кулачками по его широкой спине, чувствуя, как под моими руками перекатываются могучие мускулы.
