– Тогда сюда пожалуйте, да не споткнитесь.
Затхлый воздух густел в легких, затрудняя дыхание, на обнаженные плечи с потолка капала вода, и я каждый раз вздрагивала, точно меня кто-то трогал мокрой призрачной ладонью.
– Дитер! – позвала я негромко, как в первый раз своего пребывания здесь, и каменные стены поглотили мой голос, исказили до неузнаваемости, и я еще крепче сжала бумагу, в которой было наше спасение и наше счастье.
– Дитер! – повторила я громче.
Где-то кашлянули, завозились, забряцали кандалами, и я услышала слабый, полный неверия шепот:
– Мэрион?
Я бросилась на голос, сердце зашлось в галопе, в ушах застучало, но, не добежав до решетки, остановилась, дрожа от волнения, слабости и злости.
– Дитер, – простонала я. – Бедный Дитер, что они с тобой сделали?
Генерал, гроза и ужас врагов, василиск, убивающий взглядом, зарос щетиной и качался, как голая осинка на ветру. От его белой рубахи остались лохмотья, вытатуированного дракона покрывали засохшие кровоподтеки.
– Мэрион, – хрипло проговорил генерал, вжимаясь серым лицом в решетку. – Это правда ты? Или очередная галлюцинация? Игра воспаленного сознания? О Мэрион…
– Это правда я, – ответила, сдерживая слезы, потом повернулась к стражнику. – Ну что стоишь? Открывай эту вонючую клетку! Я не желаю оставаться тут ни одной лишней минуты!
Рольф бросился к решетке.
– Прошу отойти, ваше сиятельство, – бубнил он, брякая ключом в замке.
Я насилу дождалась, когда решетка откроется, и, подобрав юбки, бросилась к моему Дитеру:
– Любимый!
Я уткнулась в его грудь, всхлипывая и вдыхая запах пота, ни на секунду не морщась, не думая о крови на коже, царапая щеку о небритый подбородок. А Дитер осторожно целовал меня в висок, в лоб, в макушку, повторяя:
– Ну что ты, пичужка. Не нужно плакать. Главное, ты жива. Да и я пока жив.
– И останешься живым, – сказала я. – Потому что я пришла тебя освободить.
Зажав бумагу под мышкой, я принялась развязывать ткань, закрывающую его глаза. Дитер терпел, немного морщился, слипшиеся от грязи и крови волосы присохли к куску материи, и я кусала губы, стараясь не причинить мужу еще большую боль. Когда повязка упала на пол, я протянула пальцы к его очкам, но Дитер сказал:
– Стой.
Я замерла, жадно вглядываясь в его изможденное лицо. Какое-то время в стеклах клубилась непроглядная тьма, но наконец в глубине вспыхнули золотистые искры, и Дитер произнес:
– Теперь я вижу… Как же ты прекрасна, моя Мэрион.
– Твоя, – с жаром ответила я. – Целиком и полностью твоя.
– Я так тосковал по тебе. – Тут генерал впервые улыбнулся. – Иногда мне казалось, я слышу твой голос на грани реальности и сна. Ты звала меня по имени, и я откликался, но не получал ответа. Только крысы шуршали в соломе, а иногда приходила…
Он сглотнул, повернул голову, и золото в его очках засияло жарче.
– Не говори. – Я приложила палец к его губами. – Я знаю, кто приходил к тебе.
– Знаешь? – переспросил он. – Откуда?
– Это нетрудно, – поморщилась я. – К тому же Ганс передал мне вчера твое послание.
– Верный Ганс, – улыбнулся Дитер. – А Шэна ты нашла?
– Нашла, – заулыбалась и я, вертя на запястье браслет альтарца. – Это он помог получить приказ о твоем освобождении.
– У Макса случилось просветление? – ухмыльнулся генерал и сразу стал тем Дитером, которого я знала всегда.
Он оживал на глазах, плечи развернулись, голос окреп, осанка приобрела прежнюю стройность.
– Скорее сработала привычная доза, – ответно усмехнулась я. – Мне кажется, его поят магическим зельем.
– Тем же, которым опоили кентарийского посла?
– Гораздо хуже. Зельем подчинения.
– Подумать только. – Дитер иронично изогнул бровь. – Макс и прежде не был семи пядей во лбу, можно только представить, какая каша у него теперь в голове. И как же тебе удалось?
– О, это долгая история, – рассмеялась я. – Для этого мне пришлось сбежать из дворца, побыть служанкой королевы и прикинуться влюбленной в
