заплаканными глазами проследила, как, сделав над нами круг, Крошка Цахес полоснул когтями по зеркалу. Оно лопнуло и обдало нас фонтаном колючих брызг. Я вскрикнула, выворачиваясь на путах:
– Дитер! Ди…
Мой крик потонул в новом реве чудовища и надменном вопле королевы:
– Что за самоуправство? Стража! Палач! Немедленно вернуться! Это приказ!
– Замолчи! – Краем глаза я увидела, как из седла приземлившегося Цахеса выпрыгивает сам Максимилиан Сарториус Четвертый.
Однако же в каком виде! Грива волос встрепанна, как солома, лицо мертвенно-бледное, губы синюшные, под глазами тени, а плохо заправленная в брюки рубаха треплется на ветру, будто лохмотья бедняка.
Следом за королем на постамент спрыгнул Ю Шэн-Ли, и мое сердце заныло от волнения и радости.
– Пришел! – выдохнула я и обмякла на веревках.
Альтарец подхватил меня за талию, заглянул в лицо:
– Вы живы, госпожа?
– Почему… так долго? – прохрипела я.
Мир отчего-то размазался, посерел. Такие важные, такие необходимые слова: «Дитер! Спаси Дитера!» – рвались из горла, но выходили только хрипы. Я только услышала, как лезвие клинка лязгнуло о ножны, почувствовала, как веревки натянулись и лопнули, и ответ Ю Шэн-Ли прозвучал издалека:
– Браслет сработал, госпожа. Но в королевском дворце случился невероятный всплеск магической силы… в браслете произошел сбой, и я потерял ваш след. Пришлось срочно вылетать во дворец…
Я приоткрыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Одежда Шэна расплывалась красным пятном, виверна сопела, порыкивая на зевак, рядом продолжала грозно кричать королева:
– Ты сам подписал приказ, Максимилиан! Своей собственной рукой! Ты…
– Я был невменяем! – в ярости заорал король. – Ты травила меня, ведьма!
Опираясь на плечо Ю Шэн-Ли, я поднялась, покачиваясь на слабых ногах и придерживая разорванное платье. Руки дрожали, по щекам текли слезы, в голове колотилась только одна мысль: «Дитер!»
– Что с Дитером? – наконец проговорила я вслух, едва ворочая тяжелым языком.
Оттолкнув альтарца, я ухватилась рукой за столб, с которого все еще свисали обрывки веревки. Сделала шаг, другой. Ю Шэн-Ли оказался быстрее меня. Бросившись к генералу, он снова взмахнул своим отточенным ножом и взрезал веревки – раз, два! Дитер кулем скатился со своего импровизированного эшафота и остался лежать, неподвижный и молчаливый.
– Дитер, – позвала я, холодея от нехорошего предчувствия.
За спиной притопнула ногой королева:
– Стража! Вы должны исполнять приказ! Слышите?! Немедленно!
– Приказ недействителен, дорогая, – холодно ответил король.
А я, пошатываясь, подбежала к мужу. Он лежал на спине с плотно закрытыми глазами и мелко дрожал, точно в ознобе.
– Мэрион, – сорвалось с посеревших губ. – Не вижу… ты тут?
– Я тут, любимый, – едва не плача, ответила я, падая перед ним на колени. – Не умирай, слышишь? Ты не можешь!
Он захрипел, царапая пальцами помост, а слух резал ненавистный голос королевы:
– На каком основании?
– На таком, что ты предательница и ведьма! – отвечал Максимилиан.
– Ложь! – расхохоталась Анна Луиза. – Наглая, отвратительная ложь! Я никогда…
– А как ты объяснишь это?! «Да будут едины сердца и королевства»! Вот доказательство! Кольцо твоего любовника!
– Ах ты! Слюнтяй! – не сдержалась Анна Луиза, и следом за ее словами послышался звонкий хлопок пощечины.
Я всхлипнула и погладила Дитера по щеке. Его кожа была холодна как лед и столь же тверда. Она серела на глазах, черные волосы выцветали до пепла, на щеках выступали капилляры, скрюченные пальцы, царапающие доски, застыли.
– Нет, – прошептала я и замотала головой, не в силах поверить в происходящее. – О Дитер! Нет!
– Стража! – продолжал король. – Возьмите ее величество под конвой! Она обвиняется в убийстве кентарийского посла и покушении на мое величество и корону! И освободите пленников! Я отменяю все предыдущие приказы! Живо! Немедленно! Сию минуту!
– Поздно, – горестно проговорил Ю Шэн-Ли. – О горе, добрая госпожа! О горе, друг мой! Все кончено… Василиск посмотрел в зеркало…
– Этого не может быть! – закричала я, хватая Дитера за плечи. – Проклятие должно быть разрушено! Оно спадет, когда василиска полюбят всем сердцем! А я люблю тебя, слышишь?! Люблю, люблю!
– И… я, – шевельнулись каменеющие губы. – Всегда буду… любить тебя… пичужка…