Барабаны осени. Книга 2. Загадки прошлого

миновал.

А может, этот круг действует в другие дни? Хотя вряд ли. Если энергетические потоки планеты зависят от оборотов вокруг Солнца, они должны открываться в одно и то же время.

Шагнув ближе, Роджер увидел отверстие у основания скалы, что-то вроде пещеры. По спине пробежал холодок, вызванный отнюдь не ночным ветром. Пальцы невольно сжались на округлой выпуклости камней. Ничего не слышно… Открыт ли проход? Если да…

Сбежать. Вот что нужно сделать. Но куда? И как? В голове зазвучали слова Гейлис: «Гранаты любовно обвили мне шею. Я буду верен».

Верен. Сбежать сейчас – все равно что предать Брианну.

А разве она не предала тебя?

– Нет, будь я проклят! – прошипел Роджер. Наверняка у нее были какие-то на то причины.

Она нашла родителей, теперь ей ничто не грозит. «Потому оставит женщина отца своего и мать свою и прилепится к мужу своему; и будут одна плоть». Безопасность не столь важна, как любовь… Если бы Роджер заботился о безопасности, не ввязался в эту безумную авантюру.

Ладони взмокли, он чувствовал под грубой тканью штанов твердые камни, и кончики пальцев словно горели огнем. Роджер шагнул к провалу в скале, не отрывая взгляд от черной бездны. Если не внутрь… тогда остаются два пути: либо вернуться в удушающие заросли рододендронов, либо попробовать залезть на скалу.

Он запрокинул голову, прикидывая высоту утеса. На фоне яркого неба вдруг мелькнул темный силуэт, и по плечам Роджера скользнула тугая веревочная петля.

Глава 52 Одиночество

Поместье «Горная река», декабрь 1769 года

Только что прошел дождь – и вот-вот польет снова. Капельки воды дрожали на мраморных лепестках роз, украшавших надгробие Гектора Кэмерона, а кирпичная дорожка потемнела от влаги.

«Semper Fidelis’ гласила надпись под именем и датами жизни. Semper Fi. Брианна как-то встречалась с кадетом из морского корпуса, тот все порывался подарить ей кольцо с этой надписью. Всегда верен. Кому же был верен Гектор Кэмерон? Своей жене? Своему королю?

С тех пор она больше не разговаривала с Джейми Фрейзером. Тот с ней, впрочем, тоже. Ни разу с того самого момента, когда она в запале выкрикнула: «Мой отец никогда бы этого не сказал!»

Болезненная гримаса Джейми до сих пор стояла перед ее глазами. Он молча вышел. Иэн отправился вслед за ним, – и той ночью ни один из них не вернулся.

С ней осталась лишь мать; Клэр гладила ее по голове и что-то ласково бормотала, пока Брианна билась в истерике, то навзрыд рыдая, то проклиная всех подряд. Однако даже держа голову дочери на коленях и утирая ей слезы мокрым полотенцем, мысленно Клэр была с тем мужчиной. Брианна чувствовала, как ей хочется последовать за ним и унять его боль. И за это она ненавидела Джейми Фрейзера еще сильнее.

У нее постоянно болела голова, – требовались неимоверные усилия, чтобы удержать на лице каменное выражение. Брианна не позволяла себе расслабиться ни на секунду, слишком боялась сломаться.

Однако истерик больше не было. Взяв себя в руки, она заверила мать, что все будет в порядке, и отправила Клэр в постель. А сама просидела до рассвета, глядя на портрет Роджера, и глаза жгло сосновым дымом и яростью.

Джейми Фрейзер объявился на рассвете. Не удостоив Брианну даже взглядом, он окликнул мать, и они о чем-то поговорили в садике. Затем Клэр, весьма встревоженная, вернулась в дом и стала собирать вещи.

Брианну привезли сюда, в «Горную реку». Она хотела поехать с ними, отправиться вслед за Роджером. Однако Фрейзер ничего не желал слушать – и мать тоже.

Стоял уже конец декабря, и горные склоны укутало снегом. Брианна была на четвертом месяце, живот уже заметно округлился. Никто не знал, сколько времени займут поиски, и Брианна неохотно признала, что роженице не место в горных ущельях.

Она прижалась лбом к ледяному мрамору склепа. День был холодным и дождливым, но лицо у нее пылало, будто в лихорадке.

Из головы никак не шел его образ. Искаженное гневом лицо, заострившееся, точно маска дьявола. Голос, полный ярости и презрения, попрекающий ее – ее! – в том, что он утратил свою чертову честь!

– Твою честь? – переспросила она тогда, не веря собственным ушам. – Твою честь?! Да ты мне жизнь сломал из-за своего гребаного представления о чести!

– Не смей так со мной разговаривать! И раз уж ты…

– А ты не смей мне указывать! – заорала она и, зазвенев посудой, шарахнула кулаком по столу.