Не успел Роджер спохватиться, как кто-то вырвал ребенка у него из рук, и в это же мгновение за бортом раздался еще один всплеск. Он инстинктивно бросился к перилам, предприняв тщетную попытку поймать малыша. Женщина сзади истошно закричала.
Пассажиры оправились от неожиданного нападения, мужчины выбрались на палубу, вооружившись всем, что попало под руку.
Кто-то налетел на Роджера, и он упал, откатившись в сторону, а потом поднялся на колени, и на него обрушился шквал сокрушительных ударов. Поймав нужный момент, он быстро вскочил и стал драться, не понимая, борется он с командой или с пассажирами, преследуя лишь одну цель – не быть затоптанным насмерть.
Вонь, шедшая из трюма, резала глаза смесью запахов сладковатой гнили и сточных вод. Фонари раскачивал ветер, свет мелькал, рассмотреть что-то было невозможно. То во тьме покажется и тут же исчезнет чья-то нога, то изуродованное гримасой лицо мелькнет в луче фонаря… Создавалось впечатление, что палуба наводнена расчлененными телами.
Роджер был совершенно дезориентирован. Левая рука отнялась, и он не удивился бы, обнаружив, что потерял ее в бою. Однако отражая очередной удар, он рефлекторно закрылся онемевшей конечностью и услышал хруст костей. Рука была на месте.
Кто-то схватил его за волосы и резко дернул. Пошатнувшись под натиском, Роджер сумел схватить нападавшего, они повалились вниз и, катаясь по палубе, вслепую наносили друг другу удары. Вокруг кричали, но слов было не разобрать.
Несколько членов экипажа во главе с боцманом вмешались и с трудом растащили дерущихся. В свете фонаря, озарившего лицо противника, Роджер узнал высокого светловолосого пассажира, чьи зеленые глаза сверкали от ярости. Им оказался муж Мораг Маккензи. Матросы схватили его и бесцеремонно поволокли к люку.
Роджеру помогли подняться.
Сопротивление было непродолжительным. Хотя взбунтовавшиеся пассажиры были полны ярости и отваги, они здорово ослабли в путешествии. Несколько недель, проведенных в темном холодном трюме, отсутствие нормальной пищи и постоянные болезни истощили их силы. Вскоре морякам удалось погасить волнения.
Роджер взглянул за борт: на черной океанской глади безмятежно отражалась луна. Внезапно он почувствовал приступ тошноты, подступившей к горлу, и его вырвало желчью.
Истощенный и дрожащий от напряжения, он медленно побрел по палубе. Моряки молча заколачивали люк; снизу доносился протяжный, почти звериный вой.
Роджер с трудом спустился в каюту экипажа, дошел до своей койки и сунул голову под одеяло, пытаясь укрыться от всего происходящего. Но он не нашел покоя под шерстяными складками одеяла. Сердце колотилось так часто, что он начал глотать воздух большими глотками, еще и еще, пока не закружилась голова. Как будто он дышал за тех, кто уже не мог.
– Так лучше, парень, – сказал Хатчинсон Роджеру, когда того рвало через поручни. – Оспа распространяется как огонь, и вряд ли кто из пассажиров сошел бы на землю, не избавься мы от заразы.
Да, это лучше, чем смерть большинства пассажиров, – только не для тех, кто оказался за бортом. Вой не смолкал ни на мгновение и проникал сквозь древесину в самое сердце.
Перед глазами вспыхивали и исчезали разные кадры: искаженное лицо матроса, падающего в трюм, лицо малыша, пораженное оспой, голова Боннета, возвышающаяся над толпой дерущихся, и черные спокойные воды океана в свете луны.
Что-то мягко ударило и заскользило вдоль борта корабля, но Роджер не обратил на это внимание. Сквозь сон донеслось:
– Акулы никогда не спят.
– О, боже, – прошептал он, – о, боже.
Он хотел помолиться о душах погибших – и не мог подобрать слов.
Роджер без конца ворочался, пытаясь отогнать дурные мысли, однако в голове звучали слова, которые услышал от светловолосого парня во время их безумной драки. «Ради всего святого! Ради всего святого, отпустите ее!»
– О, боже, – повторил Роджер, и на этот раз он молился.
На следующий день в середине вахты Роджер решил заглянуть в грузовой трюм. Наблюдая за членами команды, он быстро усвоил одно правило: ничто так не привлекает внимание, как желание сделать что-то незаметно. Если бы его спросили, что он тут делает, он ответил бы, что услышал шум и решил проверить. Что, впрочем, было недалеко от правды.
Роджер не стал устанавливать лестницу, а повис на руках на краю люка и спрыгнул. Если за ним последуют, он сразу поймет и укроется.
Он пробирался по узким проходам между бесконечными рядами ящиков. Воздух был наполнен запахом мокрого дерева со слабыми нотками ароматного чая. Отовсюду доносились шорохи и скрипы, хотя внешне никаких признаков присутствия человека не было. Все же что-то подсказывало его, что здесь кто- то есть.
«Вдруг кто-то из зараженных пассажиров и в самом деле прячется? – думал он про себя. – Ты же ничем не сможешь помочь. Чего тебя сюда понесло, приятель?»
