как он покинул Ридж. Я думала о нем – и молилась за него – каждый день, меня преследовали картины того, как он прячется в лесу совсем один, а смертоносные спирохеты размножаются у него в крови. Или, еще хуже, как он плывет в Вест-Индию на каком-нибудь корабле, утоляя свое горе в объятиях ничего не подозревающих портовых шлюх, которым он передаст свою безмолвную роковую инфекцию, а они, в свою очередь… Иногда передо мной представала кошмарная фантазия о свисающем с ветки в уединении леса гниющем теле, которое не оплакивает никто, кроме ворон, которые прилетают обгладывать его кости. И несмотря ни на что, я не могла найти в себе ненависти к Уте Макгилливрей, которую скорее всего посещают такие же видения.
Единственным светлым лучиком в этом темном царстве был Том Кристи, который, вопреки моим ожиданиям, позволил Мальве продолжать работать со мной в хирургической. Единственным его условием было предупреждать его заранее, если я захочу, чтобы Мальва снова помогла мне с эфиром.
– Вот. – Я сделала шаг в сторону, жестом приглашая ее взглянуть в окуляр микроскопа. – Видишь их?
Ее губы сжались в тихом восторге. Я потратила немало времени, чтобы подобрать комбинацию маркера и отраженного солнечного света, которая позволит увидеть спирохеты. К счастью, я преуспела. Они были нечеткими, но их можно было разглядеть, если знать, что искать. Несмотря на абсолютную уверенность в поставленном диагнозе, я вздохнула с облегчением, увидев их.
– О да! Крошечные спирали. Я их вижу! – Она посмотрела на меня, хлопая ресницами. – Вы правда считаете, что эти штучки заразили Манфреда сифилисом? – Она слишком уважала меня, чтобы открыто выразить скептицизм, но я видела его в ее глазах.
– Именно так. – Мне уже не раз приходилось объяснять микробную теорию болезней самым разным обитателям восемнадцатого века, в свете этого опыта я не ожидала легкой победы. В списке типичных реакций был отсутствующий взгляд, снисходительный смех или равнодушное фырканье.
От Мальвы я ожидала чего-то подобного в более деликатной и уважительной форме. Однако, к моему удивлению, она мгновенно уловила основной принцип – или, по крайней мере, сделала вид.
– Ну ладно, допустим. – Она положила обе руки на стол и снова посмотрела на спирохеты. – Значит, эти крошечные червяки вызывают сифилис. Но как? И почему те штуки из моих зубов, которые вы показывали, ничем меня не заразили?
Я, как могла, изложила ей теорию «хороших жучков» или «нейтральных жучков» и «плохих жучков». Это она вроде бы приняла благосклонно. Но идея о клетках и о том, что все тело состоит из них, заставила ее озадаченно вглядываться в собственную ладонь, пытаясь разглядеть отдельные клетки. Как бы там ни было, она приняла мои слова на веру и, сунув ладонь в карман передника, вернулась к своим вопросам.
– Эти жучки вызывают все болезни? А пенициллин – почему он убивает одних жучков и не действует на других? И как жучки переходят от одного человека к другому?
– Некоторые путешествуют по воздуху – вот почему тебе стоит избегать тех, кто кашляет или чихает рядом с тобой. Некоторые передвигаются по воде – поэтому нельзя пить из источников, которые могли использовать в качестве уборной. А некоторые… ну, другими способами.
Я не знала, насколько много ей известно о сексе. Она жила на ферме, поэтому знала, конечно, как спариваются свиньи, лошади и куры, но просвещать ее я не планировала, еще меньше мне бы хотелось, чтобы об этом узнал ее отец. Он скорее предпочтет эксперименты с эфиром подобным знаниям.
Девушка, естественно, зацепилась за мою уклончивость.
– Другие пути? Какие такие другие пути?
Внутренне обреченно вздохнув, я рассказала ей, как обстоит дело.
– Они делают что? – недоверчиво переспросила она. – Мужчины, я имею в виду. Как животные! Как женщины вообще позволяют мужчинам делать с собой такое?
– Ну, вообще-то они и есть животные, знаешь ли, – сказала я, сдерживая смех. – И женщины тоже. Что касается того, почему позволяют… – Я потерла нос, пытаясь правильно сформулировать причину. Но она уже двигалась дальше, сложив два и два у себя в голове.
– За деньги! – выпалила она с видом озарения. – Так поступают шлюхи! Они позволяют делать это с ними за деньги.
– В общем, да. Но обычные женщины, не шлюхи…
– Дети, да, вы говорили. – Она кивнула, но думала явно о другом: ее маленький гладкий лоб сморщился от напряжения.
– Сколько им платят? – спросила она. – Думаю, я бы попросила очень много, чтобы позволить мужчине…
– Я не знаю, – ответила я, несколько сбитая с толку. – Думаю, по-разному. Зависит от ситуации.
– От ситуации… О, вы имеете в виду, если он, например, уродлив, с него можно попросить больше? Или если она некрасивая… – Она бросила на меня быстрый любопытный взгляд. – Бобби Хиггинс рассказывал мне о шлюхе из Лондона, с которой был знаком, – ее лицо было изуродовано купоросным маслом. – Она посмотрела на шкаф, где я держала под замком серную кислоту, и ее худые плечики передернулись от отвращения.
– Да, он говорил мне о ней. Купоросное масло – это то, что мы называем каустическими жидкостями, она сжигает. Вот почему…
Но мыслями Мальва уже вернулась к интересующей ее теме.
– Только представьте себе Манфреда Макгилливрея выделывающим такое! – Она выпучила на меня свои серые глаза. – Ну, или Бобби. Он ведь тоже наверное… да?
