– Ну, она сказала, что Дженни скорее всего давала Йену – а может, и себе самой тоже – понять, что считает его мужчиной, с ногой или без ноги.
– Что? Почему?
– Потому что, саксоночка, – ответил он очень сухо, – если ты родился мужчиной, ты по большей части занят тем, что очерчиваешь границы и борешься с теми, кто их переходит. С врагами, с арендаторами, с детьми. С твоей женой. Не всегда можно драться или доставать розги, но если так случается, то всем должно быть ясно, кто здесь главный.
– Но это совершенно… – начала я и прервалась, сосредоточенно хмурясь.
– И если ты мужчина, то ты главный. Ты устанавливаешь порядок, нравится тебе это или нет. Это правда, – сказал он и коснулся моего локтя, кивая на полянку в лесу. – Сделаем привал ненадолго? Я хочу пить.
Я последовала за ним по узкой тропинке через лес к источнику, который мы называли Зеленым Ключом, – это был поток воды, весело пузырящийся по бледному серпантину в небольшом тенистом углублении, чаше из мха. Мы склонились над ним, ополоснули лица и напились, с облегчением выдыхая. Джейми зачерпнул воды ладошкой и плеснул под рубашку, закрыв глаза от удовольствия. Я засмеялась над ним, но отколола свою пропитанную потом косынку и опустила ее в источник, чтобы протереть шею и руки.
Прогулка к ручью прервала нашу беседу, и я не знала, стоит ли вообще ее возобновлять. Вместо этого я тихо села в тенек, обхватила руками колени и погрузила стопы в мягкий мох.
Джейми, кажется, тоже не испытывал необходимости в словах. Он прилег, прислонившись спиной к камню, влажная ткань рубахи прилипла к его груди. Мы молчали, прислушиваясь к лесу.
Я не находила, что сказать, но не перестала думать о разговоре. Странным образом я понимала, что имела в виду бабуля Макнаб, хотя, кажется, и не была полностью с ней согласна. Я больше думала о том, что Джейми сказал насчет мужской ответственности. Было ли это правдой? Может, и было – прежде я никогда не смотрела на дело в таком свете. Это правда, что за ним как за каменной стеной – не только я и наша семья, но и арендаторы тоже. Значит, именно так ему это удавалось? Он «очерчивал границы и боролся с теми, кто их переходил»? Видимо, да.
Между ним и мной были границы, которые нельзя нарушать, я могла бы начертить их во мхе. Это, конечно, не значило, что мы не пересекали эти границы, – мы делали это, часто с разными результатами. У меня были собственные средства защиты и инструменты давления. И только раз, очень давно, он наказал меня за переход его границ. Видел ли он этот инцидент как необходимую жестокость? Видимо, да, именно это он и пытался мне сказать. Но его мысли бежали по своей собственной колее, отличной от моей.
– Это так странно, – сказал он задумчиво. – Лаогера постоянно выводила меня из себя, но мне ни разу не пришло в голову ее выпороть.
– О, как неосмотрительно с твоей стороны, – сказала я, резко подобравшись. Мне не нравилось, когда он упоминал о Лаогере, независимо от контекста.
– Так и есть, – ответил он серьезно, не заметив моего сарказма. – Думаю, она слишком мало меня волновала: мне это даже в голову не приходило, не говоря уж о том, чтобы взяться за дело.
– Она слишком мало тебя волновала, чтобы ее бить? Ну не счастливица ли?
Он уловил раздражение в моем голосе и сузил глаза, пристально глядя на меня.
– Не чтобы причинить ей боль, – сказал он. Ему в голову пришла какая-то мысль, я увидела, как она скользнула по его лицу.
Джейми слегка улыбнулся, поднялся и подошел ко мне. Потом он наклонился, поднял меня на ноги, осторожно перехватил запястье и, подняв его над моей головой, пригвоздил мою руку к еловому стволу, под которым я сидела, вынуждая меня прижаться к дереву спиной.
– Не для того, чтобы причинить ей боль, – повторил он вкрадчиво. – Чтобы сделать ее моей. Я не хотел владеть ею. Тобой, mo nighean donn, – тобой я хочу владеть.
– Владеть мной? – сказала я. – И что ты под этим подразумеваешь?
– То, что сказал. – В его глазах по-прежнему искрился смех, но голос был серьезным. Ты моя, саксоночка. И я бы сделал что угодно, чтобы в этом не осталось сомнений.
– Вот как. Включая побои на регулярной основе?
– Нет, этого бы я делать не стал. – Он приподнял угол рта, и его хватка на моем запястье стала крепче. Его глубокие голубые глаза были в дюйме от моих. – Мне не нужно было этого делать – потому что я мог бы, саксоночка, и ты это прекрасно знаешь.
Я инстинктивно попыталась вырвать у него руку. Мне живо вспомнилась та ночь в Дунсбери – как я боролась с ним изо всех сил, но борьба моя была тщетной. Ужасающее чувство быть распятой на кровати, беспомощной, беззащитной, осознавая, что он может сделать со мной что угодно – и сделает.
Я начала дико извиваться, пытаясь избавиться одновременно от его хватки и от собственных воспоминаний, вернувшихся ко мне так живо. Мне не удалось освободиться, но я повернула запястье и впилась ногтями в его руку. Джейми не дернулся и не отвел взгляд. Другой рукой он легонько коснулся меня, проведя пальцами по мочке уха, но этого было достаточно. Он мог трогать меня в любом месте и любым способом.
Очевидно, женщины способны одновременно думать и испытывать сексуальное возбуждение, потому что именно это со мной и происходило. Мой
