как бы укрывает собой огонь. Равнина не освещает прилежащие к ней Земли, почва ее словно бы облита ужасным холодным сиянием, и моховые кусты, растущие у ее края, кажутся на фоне зарева черными, пугающими тенями.
Я не видел ничего внутри марева; холодная светящаяся пустота ничего не выпускала из себя, не позволяя глазу увидеть что-либо из того, что находилось в ней. Зарево отделило меня от Великой Пирамиды, и я больше не видел родного дома. Не знаю, сумел ли я все правильно объяснить, ведь передо мной стоит трудная задача. Наконец я пополз через моховые кусты на четвереньках, приблизился к краю Равнины, спрятался в густых зарослях и стал слушать. Над Равниной перекликались загадочные голоса, словно бы странные люди, а точнее — духи, скитались в Синем Мареве и окликали друг друга, — издали, так и не обретая друг друга. Сам я ничего не видел; и по суждению моему они также передвигались вслепую. Легко усомниться в столь непонятной повести. Но что видел, то и говорю, ибо какие-то духи действительно бродили над мерзкой Равниной.
Как вы понимаете, я укрылся надежно; естественные ли причины объясняли происходящее в этой странной земле или же творящееся на ней выходило за пределы человеческих познаний, я не ведал, но Равнина была опасна, так что я вполне оправданно изменил свой курс.
Два дня я огибал Равнину Синего Зарева, стараясь держаться подальше от нее — не менее чем в двух великих милях — среди моховых кустов. Шел я очень быстро и в восемнадцатом часу каждого дня находил место для сна; первый раз я устроился в густом кусте, во второй — на уступе скалы, поднимавшейся над Землей. И если не считать того, что я до костей промерз, в этой части пути со мной не случилось ничего плохого.
Когда я находился возле Низины Голубого Зарева, со мной приключились некоторые события, о которых я здесь умалчиваю, ибо они не существенны и повторяют многое из того, о чем я уже говорил. Нужно сказать, пожалуй, что я миновал девятнадцать больших огненных жерл и четыре малых, однако не обнаружил возле них жизни. Только у одного из больших жерл, которое не находилось на дне низины, я заметил странное и уродливое создание; будучи размером в мою голову, оно напоминало скорпиона нашего века, но более приземистого и плотного. Пустяковый по меркам Ночной Земли сосед тем не менее был способен испортить ночлег усталому человеку.
Естественным образом столь спокойное путешествие позволило отдохнуть моей душе: здесь я не встречал чудовищ и Сил Зла. И я набрался отваги, и шел много быстрее, не столь уж заботясь о своей безопасности. Я проявил, конечно, неосмотрительность, однако ничего плохого со мной не случилось.
На шестнадцатый час третьего дня моего путешествия вокруг Равнины обход завершился, и я вновь узрел Великую Пирамиду, сиявшую в ночи по правую руку от меня. Я остановился на прогалине между моховых кустов и на короткое мгновение поднял Дискос, приветствуя свой дом. И немедленно эфир вокруг меня всколыхнулся, давая понять, что кто-то из наблюдателей, несших бдительный дозор возле Великой Подзорной Трубы, увидел, как я появился из-за Голубого Зарева.
Похоже было, что новость мгновенно распространилась по городам Великого Редута. Вскоре, прочитав известие в свежем часовом листке, миллионы людей обратились ко мне мыслью и вышли к амбразурам, чтобы увидеть меня. Тем не менее, на столь большом удалении меня можно было заметить только с помощью Большой Подзорной Трубы, расположенной на Наблюдательной. Башне. И все же я ощутил сочувствие и поддержку миллионов, и радостно мне было внимать содроганию мирового эфира, понимая, что многие думают обо мне и молятся о моей безопасности.
Глаза мои были обращены к непривычному зрелищу — Светлой Горе, высоту которой несколько уменьшало расстояние. Я знал, что в этот миг через Великую Подзорную Трубу на меня, быть может, со всей привычной проницательностью смотрят добрые глаза моего любезного друга, Мастера над Монструваканами.
Но хотя привет из милого дома лаской согрел мое сердце, я немедленно осознал, что могу попасть в жестокую беду, потому что я мне еще только предстояло миновать ужасный Дом Молчания, Чувства миллионов могли сообщить обитавшей в нем силе о моем присутствии в Ночной Земле. Однако эфир вокруг меня приумолк: ведь возмутить его миллионы сочувствовавших мне душ могли, лишь объединив свои чувства, поскольку не были обучены владению этой духовной Силой.
Ощутив некоторое облегчение, я продолжил свой путь. Потом на восемнадцатом часу я услышал шум воды и повернул налево — на звук. Там из скалы извергался горячий фонтан. Вода изливалась вверх, в сторону севера толстой колонной, выходившей из земли под углом. И я видел фонтан вполне отчетливо, поскольку вокруг было много огненных жерл, ровным светом освещавших эту часть Ночного Края.
Спустившись по течению образовавшегося ручья, я попробовал воду рукою и, обжегшись, пошел дальше, рассчитывая, что она приобретет нужную температуру. Ручеек тек, извиваясь между кустов, огненные жерла превращали нависавший над ним парок в удивительно красивые облачка. Наконец я вновь попробовал воду, оказавшуюся приятной и теплой, сел на небольшой камень, снял обувь, чтобы омыть усталые ноги, но более всего мне хотелось ощутить сладостное прикосновение воды к телу. Омыв ноги, я намеревался найти место среди моховых кустов, где можно было поесть, попить и выспаться.
Тут-то, сидя у теплого ручья, с погруженными в воду ногами, я вдруг услышал вдали лай Ночного Пса. И голос его доносился с северо-запада, от Равнины Голубого Огня, а потом сразу наступила тишина. Представьте же себе меня, на камне возле курящегося ручья, опустившего ноги в его чудесное тепло… я буквально окаменел от внезапного страха, поскольку мне сразу показалось, что Ночной Пес взял мой след. И, увы, по прошествии некоторого времени гулкий лай прозвучал едва ли не в миле от меня. Сомневаться не приходилось: чудовище почуяло меня, и я ощутил настолько запредельный ужас, что я едва успел обуться. Тем не менее, я потратил на это занятие не слишком много времени и, став на ноги, обнажил Дискос. Великое отчаяние овладело моим сердцем, ибо преследуемый всегда боится, но в сотню раз страшнее тому, кто знает, что за ним гонится смертельно опасное чудовище.
Застыв на мгновение, я попытался найти способ избежать приближающейся опасности. И, поглядев на ручей, попытался воспользоваться им. Немедленно прыгнув в воду, я побежал по середине ручья, погружаясь то до середины бедер, то едва по лодыжку. На бегу я вновь услышал вой мерзкого чудовища, находившегося уже в полумиле.
Ужас бросил меня вперед, но через минуту, наверно, я остановил свой бег и начал ступать весьма осторожно, чтобы не делать громких всплесков; теперь чудовище уже должно было оказаться примерно там, где я вошел в ручей. Я то и дело оглядывался, но ничего не видел, хотя страх рисовал мне Пса за каждым темным моховым кустом. И тут я снова услышал голос Твари, взвывшей возле места, где след мой окончился. Тогда я погрузился в воду, которая здесь доставала моего колена, и лег на живот. Течение омывало мои плечи, но я держал голову над водой и всматривался сквозь пар в тени, из которых мог появиться Ночной Пес.
И через мгновение я увидел его; растворявшееся в испарениях ручья чудовище казалось во мраке огромным вороным конем. Оно миновало меня галопом, но в тот момент я ничего не видел, ибо погрузил голову под воду и припал ко дну. Так я пролежал до тех пор, пока грудь моя не стала разрываться от желания вздохнуть. Тогда я чуть высунулся из воды, но очень осторожно и с опаской. Слух сообщил мне, что Ночной Пес носится между кустами; моховые заросли трещали под его лапами. А потом настала благословенная тишина, но я не шевелился, оставаясь под водой, на мое счастье теплота ее согревала мое тело, а ведь окажись она холодной, выстуженное Ночным Краем сердце мое могло бы остановиться.
Так я лежал на животе и, не слыша более звуков, сопровождавших движение Ночного Пса, испытывал жуткую неуверенность в отношении его намерений. Всегда лучше знать, что делает твой враг, чем не иметь об этом никакого представления. И вдруг я услышал его приближающийся топот, мгновенно миновав меня, чудовище отправилось вверх по течению, а меня словно хватил паралич, ибо я даже не опустил голову под воду. Впрочем, возможно, случай помог мне, так как в ночном мраке голова моя могла показаться чудовищу небольшим камнем, выступающим из воды, ведь я не шевельнулся и не мог выдать себя движением. Тем не менее, Пес вполне мог унюхать меня, и причина, по которой он не сумел этого сделать, остается для меня загадкой.
Из-под ног его во все стороны разлетались увесистые комья земли и камни, что свидетельствует о страшной силе Пса.
Когда же голос его сделался далеким, я поднялся и направился вниз по руслу теплого ручья, стараясь идти быстро, но не оставляя воды и часто останавливался, чтобы прислушаться; лай Ночного Пса по-прежнему был слышен вдали, чудовище явно металось взад и вперед, разыскивая меня.
Потом я шел двенадцать часов по воде, чтобы не оставить следа, и лай Пса не умолкал. И по прошествии этих двенадцати томительных часов обнаружил, что приблизился к Дому Молчания. Это повергло меня в великое смятение, потому что в мои намерения входило обойти его стороной — как только можно дальше. Тем не менее, Пес все же пригнал меня к этому зловещему Дому.
Тут я заметил, что ручей проложил себе русло в Дороге, по которой ходят Безмолвные, и наконец решился оставить воду, которая сделалась обжигающе холодной после столь долгого пребывания на поверхности земли. Дело в том, что ручей направлялся далее к самому Дому Молчания. Постояв, я прислушался, рассчитывая услышать лай Пса, но голос чудовища более не возмущал тьму, хотя сердце подсказывало мне, что адская тварь все еще разыскивает меня.
Тогда я вышел из воды и направился на северо-запад, — то на четвереньках, то ползком. Пробирался среди моховых кустов, чтобы побыстрее удалиться от сего Дома. Проделав на четвереньках не более ста фатомов, я обнаружил, что моховые заросли прерываются, образуя голую скалистую равнину, открытую отовсюду для взгляда.
Я не смел ступить на эту нагую землю потому, что, утратив укрытие, которое предоставляли мне моховые кусты, оказался бы виден всякой твари в ночи преходящей; более того, не имея уверенности в сердце своем, я надеялся укрыться среди кустов от Силы Дома Молчания. Впрочем, наверно, ничто не смогло бы защитить меня, однако я не мог пренебречь своей безопасностью.
Посему я повернул назад и скоро обнаружил, что заросли суживались в этом направлении и сохранились лишь с одной стороны Великой Дороги; поэтому я, конечно, решил держаться поближе к ней, чтобы воспользоваться укрытием.
Потом оказалось, что Дорога, Где Ходят Безмолвные, поворачивает на север — к Обители Молчания. Холм, на котором высилась она, образовывал обрыв, круто спускавшийся к Дороге. Страшный Дом в своей молчаливой задумчивости господствовал над всем краем. Обе стороны Дороги ничем не различались в своей уединенной жути.
Огромное сооружение было полно тихих огней. Правду говорили о нем: ни звука не донеслось из этого Дома за целую вечность. В каждый миг сердце рассчитывало увидеть перед собой спокойные и тихие фигуры, но их не было, и я пишу это лишь для того, чтобы вы поняли, что ощущал я, стараясь спрятаться среди невысоких моховых кустов возле Великой Дороги, у подножия чудовищного Дома Вечного Молчания, придавленный висевшим в Ночи предельным Безмолвием, ощущающий духом тишину, грозившую мне изнутри этой Обители.
Представьте себе меня между этих кустов, мокрого и холодного, охваченного предельным ужасом и отвращением и, тем не менее, пребывающего в торжественном трепете перед величием Дома молчания, глыбившегося надо мной в ночи. Я даже не замечал томления тела, поскольку сам дух мой содрогался в ужасе за жизнь своей плоти.
Вспомните, что я оказался душой и телом возле того места, где вечное Молчание и Жуткая Тайна приняли в себя бедных Юношей.
А, напомнив себе обо всем этом, вспомните и о том, что всю мою жизнь чудовищная суть этого Дома ужасала меня, а теперь я находился возле него. И казалось моей душе, что сама Ночь вокруг пропитана тихим ужасом. А ум все напоминал мне о том, настолько близко я оказался возле страшного места. Все это я говорю вам затем, чтобы вы могли понять, что пришлось претерпеть душе моей. Однако довольно об этом, никому не дано, следуя одним лишь словам,
