– Господа солдаты… Господа солдаты… – хозяин трактира, крепкий старик лет семидесяти, пытался обратить на себя наше внимание. – Я так понимаю, что сейчас здесь будет бой.
– Правильно понимаешь, дед, – подмигнул ему Хорек. – Обязательно будет. Это уж как бог свят.
– Тогда я хотел бы уйти. Это ваша война – не моя.
– Вали, – разрешил Хорек и, выдернув засов, приоткрыл дверь. Старик выскользнул на крыльцо, и дверь снова захлопнулась. Снаружи что-то зашумело. Хорек выглянул в оконце. – Капец. Жалко деда.
Я тоже выглянул. Старика истыкали стрелами, как подушку для иголок.
– Что делать будем?
– Черт! – Копачек удивленно разглядывал арбалетный болт, торчащий из левой стороны груди. Потом он упал навзничь и затих.
Стреляли из другого окошка. Некоторое время мы с Хорьком переворачивали столы и подтаскивали их к окнам. Оконца были настолько крохотные, что сквозь них даже гном не протиснулся бы. С этой стороны нападения можно было не опасаться. В дверь беспрерывно колотили, но она выдержала бы и прямой удар тараном.
– Если там хоть у кого-нибудь есть мозги, то нас сейчас подпалят.
– Не-е… не сейчас. Вначале попробуют взять живыми, но долго возиться не станут. – Хорек что-то обдумывал. Мне это не понравилось. Если бы он хоть на секунду решил, что это ему выгодно, то тут же сдал бы меня королевским солдатам. Ну почему, почему убили Копачека, а не его.
– Уходи, Питер.
– Как?
– Через подвал на кухне. Он выходит на улицу.
– Откуда ты…
– В первый день проверил.
Я проглотил пилюлю. Это была моя обязанность – проверять входы и выходы, только это ведь даже рейдом не было. Тыл, мать его…
– Тогда уходим.
– Нет. Вдвоем будет тяжелее. Выход прямо на улицу ведет. Заметят.
Я внимательнее посмотрел на Хорька. Его черная рубашка набухала кровью из маленькой, аккуратной дырочки в боку. Арбалетный болт. Навылет. Не заметил когда. Он оставался живым только временно.
– Я останусь и отвлеку их.
– Каким образом?
– А вот таким. – Хорек приподнял огромную бутыль с самогоном и швырнул ее в стену. За ней же последовали бутылки поменьше. Помещение заполнилось густым сивушным духом.
– Не дури, Хорек. Уйдем вместе. Я вытащу.
– Нет, Питер. Извини. Я очень устал и хочу, чтобы все закончилось. А ты уходи. И постарайся уцелеть. Я прожил паскудную жизнь. Может, если я помогу выжить тебе, то она будет не такой бессмысленной, да?
Когда я вышиб дверь погреба на улицу, то пламя уже ревело в домике. Каким-то образом Хорек ухитрился закрыть дверь, после того как солдаты ворвались в трактир. Мне нужно было уходить, но я просто не мог уйти так. Поэтому я подобрал лук и стал напротив двери. Хорек отчаянно сопротивлялся. Они долго не могли его убить – минут пять или семь, но потом дверь распахнулась, и остатки солдат с клубами дыма посыпались наружу. Промахнуться с такого расстояния было невозможно. Дым разъедал солдатам глаза, и они даже не поняли, что их убивают. Последних трех я зарубил, потому что у меня закончились стрелы. Трактир полыхал, как стог сена, и вытащить тела Копачека и Хорька уже не было никакой возможности. Жители Эрскбе долго будут вспоминать наш визит.
Вначале вернулась боль. Абсолютно дикая, оглушающая и парализующая, она накатывала волнами, а потом немного отступала. В эти моменты я мог мыслить. Я качался на волнах боли и не понимал, кто я, где я и зачем вообще все это.
Потом вернулся слух. «… эго… вер… конэ… ба… пеор… бохада». Я слушал эту тарабарщину… не знаю, сколько я ее слушал. Долго. Очень долго. Века. Наконец звуки стали складываться в слова:
– …дней пять. Может, неделю.
– Это много.
– Посмотрим на это с другой стороны – воды у нас достаточно. Просто надо потуже затянуть пояса.
Через какое-то время я вспомнил, что у меня должны быть руки и ноги. Надо бы попробовать пошевелить ими. Но даже мысль об этом отозвалась такой болью, что я решил пока повременить с экспериментами.
Потом я увидел свет. Ну, не то чтобы прям какой-то яркий свет. Просто раньше была тьма, хоть я этого и не понимал. Но когда тьма стала не такой кромешной, то я понял, что это свет. Он становился все ярче и ярче, пока не стал совсем нестерпимым. Я напряг остатки воли, и…
