– Иди к Рудакову, пусть отпаивает тебя. Твоя работа только началась.
– Это я завсегда.
Угу. Рыбин он такой. Иван, собственно, потому и определил его в штурмовики. Егор – тот, может, и не уступит Гришке. Да только с некоторых пор он человек семейный. Да еще и Анюта уж понесла. Так что вояка он добрый, но нет в нем куража. А вот Григорий – совсем иное дело. Этому воевать нравилось. Сорви-голова, что тут еще скажешь. И в десятке у него народ подобрался под стать.
– Да, Гриша, ты меня теперь сотником поминай, – окликнул Рыбина Карпов.
– Выгорело?! – то ли спрашивая, то ли радуясь, или и то и другое вместе, едва не вскрикнул десятник.
– Выгорело, Гриша. И мне, и полусотникам.
– Здорово, Вань! Ай да мы! – Парень даже дрожать забыл.
– Вы молодцы, братцы. Вы такие молодцы, что и словами не передать. И дело тут вовсе не в том, что я в дворяне выбился. Здесь и сейчас мы бьемся не за это, а за Русь-матушку. И бьетесь вы на зависть всем. Иди давай, водолаз.
– Кто?
– Тот, кто в воде лазит.
– А. Понял. Это да. Про меня. И фамилия к месту, – невольно усмехнувшись, согласился Рыбин.
Время до вечера пролетело довольно быстро. Никаких приказов из ставки царя не поступало, и сотня продолжала стеречь, по сути, уже никому не нужные укрепления. Цепи опустили, и суда спустились еще ниже по течению, поближе к лагерю. Вот, пожалуй, и все.
Впрочем, не сказать, что Ивана это не устраивало. Если в чем отличиться, чтобы закрепить успех, то тут он только «за». А вот рыть апроши[11], постепенно приближаясь к городским стенам, в этом он пас. И без его стрельцов найдется кому кайлом да заступом махать. Хотя, признаться, у его парней это получилось бы куда как лучше. Все же практика у них изрядная.
Первым его навестил де Вержи. Причем пришел не просто так, а с парой бутылочек отменного французского вина. Чтобы отметить дарованное Ивану дворянство.
– Государь сегодня вечером устраивает пир в честь успешного начала осады Азова, – начал пояснять француз, восседая за походным столиком и борясь с сургучом на бутылке.
Едва только в окрестностях появилась армия, как Иван приказал закопать все траншеи внутри двора и до конца снести былые постройки. Вместо них появился небольшой палаточный городок. А уже завтра стрельцы приступят к строительству нового жилья. Добрая палатка – это, конечно, хорошо, но с нормальной мазанкой все же не сравнится. Глина в холод дарует тепло, в жару – прохладу. А вот парусина таковых качеств лишена напрочь. Разве что от дождя прикроет.
Гостя Иван сейчас принимал в своей палатке. К слову, самой просторной в сотне. Впрочем, могло ли быть иначе. И тут дело вовсе даже не в отношении Карпова к порядку старшинства и субординации. Время такое. Стрельцы и сами не одобрят того, что их командир не выделяется на общем фоне. Если поприжало в походе, это одно. А вот так… Шалишь! Будь добр, соответствуй и не позорь своих подчиненных.
– Извини, дружище, но тебя на тот праздник он не зовет, – наконец справившись с пробкой, закончил француз.
– Не скажу, что я сильно расстроен. Ты ведь знаешь, господин полковник, я выделиться не стремлюсь. Меня вполне устраивает прочное положение и уверенность в завтрашнем дне. А вся эта суета вокруг царя, дворцовые интриги и тому подобная дребедень – чур меня стоять вровень с сильными мира сего.
– А отчего не зван-то, догадываешься?
– Догадываюсь. Первый успех свершился, пока государь был где-то… Насколько я понимаю, две недели назад он едва добрался до Воронежа и только потом помчался вниз по Дону на «Орле»?
– Ты все правильно понимаешь.
– Ну вот. Опять же, простой сотник, едва получивший дворянство, и за царским столом. Непорядок.
– Все же удивительный ты человек, Ваня.
– Нормальный я человек. Если хочешь хотя бы относительно спокойной жизни, то придерживайся простого правила. Всяк сверчок знай свой шесток. Кстати, спасибо за подсказку. Ты был совершенно прав, захвата каланчей оказалось более чем достаточно, – припоминая их разговор еще в Москве, поблагодарил Иван.
Потом принял оловянный бокал с вином и отпил немного рубиновой жидкости. Мм. Красота-то какая. Все же пить вино, от которого просто веет благородством, из оловянной посуды – это кощунство. Хрусталь. И только хрусталь.
– Всегда готов удружить. Но ты учти одно небольшое обстоятельство. Не отметить твое рвение Николай не мог. Его попросту не поняли бы. Однако в целом он твоим поступком недоволен. Все как я тебя и предупреждал.
– Ничего. Тучи минуют, и небосвод вновь станет голубым. Тем более если его преображенцы преподнесут ему другую победу. А уж если это свершится в течение суток со дня его прибытия, так он и вовсе оттает.
