сияющий Неффе, Вирстен не садится, хлопает себя по карманам, на худом лице… растерянность?
– Что такое? – вопрошает командующий. Дорвавшиеся до стола пальцы привычно выстукивают первые такты. Нет, это не завтрак, это маневр. – Садитесь, Дитмар.
– Я обеспокоен. – Вирстен на командующего не смотрит, он ловит взгляд ждущего, когда рассядется начальство, полковника. – Я
– Помогите Вирстену, Руперт, – дозволяет Бруно. – Но только Вирстену.
– Да, господин командующий.
Искать печать в снегу можно долго, искать печать в снегу можно
Кесарский Лебедь, словно отвечая, изгибает серебряную шею, ординарец раздвигает занавес, втаскивает первый поднос, запах просто умопомрачительный. Зимний Излом всегда пах сдобой, печеными яблоками, детским счастьем и никогда – порохом и кровью. Что ж, все когда-то бывает впервые.
Щелкнуть каблуками, откинуть занавеску, выйти. За спиной слышится «Приступим. Загадывайте желания, господа», а в адъютантской уже приступили.
Свитские жевали и вполголоса – за занавеской начальство! – болтали и посмеивались, они, кроме разве что вирстеновских, откровенно радовались теплу и передышке. О погибших, кто искренне, кто по долгу службы, отсожалели ночью, а никак не разгорающееся сражение никто, похоже, всерьез не принимал, Излом же! После вчерашнего фельдмаршал не мог не показать зубы, а фок Ило – не оскалиться в ответ. Ну, оскалились, теперь протопчутся до заката, замерзнут и разойдутся до конца празднеств, вот потом – да. Потом придется драться всерьез, но чего загодя дергаться?
– Господин полковник!
– Руперт, Мики; сейчас Руперт. В чем дело?
– Господин полковник… Разрешите! Вы должны знать… Я вами восхищаюсь, и не только я… Вся армия смотрит на вас, как… как на…
– Человека, у которого есть отличный палаш. – Армия смотрит, только вот брата Ореста больше нет. – Мики, я тебе признателен, но, право…
– Господин… То есть Руперт, если я смогу хоть когда-то хоть чем-то быть вам полезен, я… Я сделаю все, я даже приказ нарушу!
– Это излишне. Хотя… Отойдем-ка!
Они даже не отошли, отскочили к окну, давая дорогу разогнавшемуся порученцу фок Неффе. Высокий, под стать своему генералу, парень, даже не косясь на столы, промчался к двери, схватил плащ и, закутавшись чуть ли не до бровей, вылетел на улицу.
– Вот ведь исполнительность, – подмигнул Руппи, и Мики ответил счастливой улыбкой. – Нам бы такую… Итак, ты готов нарушить приказ?
– Я… Я ведь это загадал! Когда?!
– Представь себе, прямо сейчас. Мне нужен Штурриш, он должен быть со своими за оврагом.
– За каким?
– Проклятье, тут их прорва… У того, что наискось от капустной церкви. Карту бы…
– Я сейчас!
– Некогда.
– Карты тут, их под крайний стол засунули.
– Тогда тащи.
Сияющий Мики исчезает за чужими спинами. Пироги дразнят праздничным ароматом, приглушенно, но все равно весело стучат стаканы. Скрипит дверь, входят, зябко поводя плечами, теньент и солдат. Те, что маялись на крыльце. Шрёклиховский адъютант салютует заледеневшему товарищу флягой. Пить до вечера не положено, но ведь холодно же! Зимний ветерок залетает в теплую комнату, солдат под недовольными взглядами господ офицеров торопливо прикрывает дверь. Мало того – захлопнув створку, болван тут же накидывает массивный засов, а его начальник стучит сапогом в боковую стену. Зачем это, снег с каблука сбить, что ли?
Они выскочили из кладовки, как крысы из открывшейся клетки… чужаки в сером. Для начала с десяток. Нет, больше! Мундиры вроде драгунские, но… горные. Первые трое рванули к двери, окончательно перекрыв выход, остальные атаковали оцепеневших от такого поворота свитских. Тесно, места – пара шагов, не разойтись, а крысы с клинками наголо уже близко, тут попробуй не растеряться. Свалился, не успев сообразить, что к чему, тащивший горячее буфетчик, грохнул надраенный поднос, запахло кровью и пряностями. Еще двое штабных валятся заколотыми… И
