Желая разделить охватившую город радость, гоганни спросила Селину, чем хорош Зимний Излом.
– Но это же совсем просто, – засмеялась подруга. – Если ночь самая длинная, следующая будет короче. Когда так плохо, что может стать только лучше, надо радоваться.
– Я знала, что хуже быть не может, – вспомнила злое и грязное Мэллит. – Это не несло счастья.
– Главное – знать, что не только не может, но и не будет… – Селина задумчиво погладила кота и обвела глазами комнату, предназначенную для встречи гостей. – Нужно выкинуть то, что надоело, и придумать блюдо, которое в этом доме еще не ели. Да, и обязательно сжечь пирог.
– Сжечь? – не поняла гоганни. – Зачем и как?
– Не вытащить вовремя из печки. Корки подгорят, и мы их, когда рассветет, выкинем, а начинку съедим прямо ночью. Так делали раньше, а умные люди и сейчас делают, нам Дениза… кормилица рассказывала. Если б не она, папенька бы всех увел, то есть меня, может быть, и нет, а маму и младших точно. Давай лучше подумаем, что на стол ставить. Жаль, Герарда не будет, но мы позовем солдат, они же на нас свой праздник тратят.
– Я буду рада накормить доблестных, – сказала Мэллит. – Нужно сделать блюдо, как зимний праздник. Горькое и острое снаружи и нежное внутри! Ничтожная…
– Мэлхен, ты опять!
– Я запеку мясо прожившей безбедную жизнь свиньи в муке и соли. Полную горечи корку можно выбросить, как учила мудрая Дениза.
– Не просто выбросить. Вместе с ней мы выкинем то плохое, что было в прошлом году. Пусть его слопают беды.
– И пусть они умрут, – добавила гоганни. – Но я боюсь класть яд в пищу.
– С них и соли хватит. Куры от соли дохнут, а у бед мозгов еще меньше. Пошли на рынок, иначе всех проживших безбедную жизнь свиней другие съедят.
Мэллит сперва не поняла, потом рассмеялась и взяла накидку. Золотистая, она была подбита мехом живущего в Седых Землях зверька и стоила дорого, но это был дар первородной Ирэны. Растопивший лед ее сердца генерал привез из Озерного замка много красивого, но ценней всего были письма. Роскошная велела во всем слушать Проэмперадора и полковника Придда и спрашивала, что говорят в Аконе о последнем выстреле нареченного Куртом. Ответа гоганни не знала, ведь она выходила из дома лишь на рынок, а гостей по велению стражей не принимали.
– Идем, – сказала Селина, в синем и белом она была прекрасна, как небо и снег, – лучше переулком, а то нас опять поймают. Солдаты от приличных дам не защита.
Переулок напоминал о сбитых ногах и беге за помощью, но память о боли была лучше встречи с соседкой. Громкоголосая и высокая, с усиками на верхней губе, она породила сына, румяного, как очищенное крутое яйцо, что по недомыслию положили рядом со свеклой. Мэллит избегала ненужного, но его мать караулила у окон. Она видела идущих по улице и выходила, а следом за ней выходил краснощекий. Эти двое были навязчивы, однако слов, на которые можно ответить «нет», еще не сказали.
Сэль объяснила, что в Талиге хорошо воспитанные молодые люди делают предложение, лишь просидев под дверью полгода, а пока придется ходить в обход. Мысль была хороша, но вмещала неприятное и кружная дорога. В угловом доме жили три сестры, и все они желали замуж даже больше убитой служанки. Девицы, их следовало называть «девицы», заметили, куда входят красивые офицеры, и возжаждали того, что называли дружбой, но разве дружит курица с кормушкой? Она к ней стремится, чтобы набить свой зоб, а девицы стремились в чужой дом, чтоб обрести кавалеров. Сестры не любили Селину, но были приторней моркови в меду и липли подобно убивающей мух ленте.
– Ты морщишься, как Маршал, – заметила подруга. – Тебе что-то не нравится?
– Девицы, – зачем скрывать очевидное? – И вдова с усиками и сыном. И полковница, что кладет в кипрейный отвар много сахара, чем убивает вкус. Я не хочу их видеть.
– Они противные, но это хорошо. Когда что-то злит или мешает, думаешь о нем и не так боишься. Я тебе не говорила, что, когда мы жили в Олларии, нас хотели убить?
– Как? – не поняла Мэллит. – За что?
– За бабушку, она перессорилась со всеми соседями. Пока все было спокойно, они терпели, а потом начался бунт. Мы сидели и ждали, когда к нам придут, мне было очень страшно, пока я не догадалась надеть туфли, из которых выросла. Я помнила, что утром мы умрем, но мне жало ноги, и я думала о них. Сейчас мы помним, что Монсеньор, полковник Придд и Герард на войне, а думаем о противных знакомых.
– Это так, – согласилась гоганни, понимая, что ночью обнажит шрам на груди и сядет к зеркалу в надежде увидеть подобного Флоху. – Я хочу победы и возвращения всех, но больше других жду названных тобой. Ты говорила, мы можем не найти мяса, однако сегодня его больше, чем всегда. Я хочу выбрать еще и объедающих яблони зайцев.
– Правильно, – решила Селина, – пусть на столе будет заяц!
Они выбрали лучших из грызущих, а потом Мэллит увидела ягоды цвета красного вина. Они напоминали бусины, а вкусом соперничали с недоступными здесь лимонами, но были лишены аромата. На обратном пути гоганни думала, примет ли столь ценимый отцом отца освежающий соус ягодный сок и чем восполнить отсутствие запаха. Может быть, мятой? Девушка ускорила шаг, торопясь воплотить задуманное, но выигранные минуты пропали.
