– Тебе нравится мучить меня, но я готов поставить на кон свое годовое жалованье, что ты не выбрался бы из того леса. Ты там обделался бы и забился под корягу – я видел, как многие это делали, – или покончил с собой, потому что у тебя духу не хватит умереть в бою.
– Да как ты смеешь! – с ненавистью прошипел Корд.
Тулл окинул палатку взглядом. Все присутствующие смотрели на них. «Хорошо», – подумал он.
– Как и все командиры легиона, в кампании будущего года я очень надеюсь на твое мудрое руководство. – Тулл увидел, что люди одобрительно закивали, некоторые подняли кубки. В отличие от Фенестелы, Виктора и остальных за его столом никто не знал о противостоянии Тулла и Корда. Центурион тоже поднял кубок: – За нашего полководца, Германика, и за победу над варварами!
С громкими возгласами одобрения командиры вставали, поднимали кубки и скандировали:
– Германик! Германик!
Корд с кислой миной поддержал тост Тулла. Отправляясь в отхожее место, он бросил на соперника злобный взгляд, но центурион не обратил на это внимания.
– Этот круг, я полагаю, за мной, – пробормотал он, усаживаясь на место и пересказывая Фенестеле, что нашептал на ухо Корду. Опцион невесело усмехнулся:
– Он тебе этого не забудет.
– Наверное, нет, – согласился центурион; он был еще слишком сильно зол, чтобы всерьез принять замечание Фенестелы. – Но я не намерен молча сносить оскорбления. Отступление из этого леса с тобой и остальными уцелевшими было труднейшим делом за всю мою жизнь. И именно им я горжусь сильнее всего, хотя должен был спасти больше людей.
Фенестела сложил руки на груди.
– Никто не смог бы сделать больше, чем ты, Тулл. Никто. Любой, кто был рядом с нами, повторит тебе это.
Слова опциона не убедили Тулла, но он кивнул. Чувствуя состояние товарища, Фенестела до краев наполнил его кубок.
– За павших товарищей. Может, мы еще встретимся с ними когда-нибудь.
Скорбь сдавила грудь.
– Да, когда-нибудь встретимся, – негромко сказал Тулл и выпил.
Мимо харчевни галопом промчалась лошадь; тяжело молотя копытами землю, она несла всадника по направлению к дороге. Подобная спешка, достаточно необычная в мирное время, привлекла внимание. Кто-то повернул голову, кто-то прислушался. Прозвучали вопросы и предположения; один опцион подошел к пологу и высунул голову из палатки.
– Похоже, дело важное и срочное, – объявил он.
Интерес к событию угас не сразу – командиры продолжали обсуждать происшествие, хотя шум в харчевне понизился до обычного. Обсуждение причин, заставивших всадника мчаться с такой скоростью, продолжалось еще некоторое время. Позднее Тулл вспоминал, что предсказать привезенное им страшное известие не смог никто.
Немного погодя от дороги, ведущей в лагерь, донеслись громкие голоса и крики. На этот раз выйти и посмотреть, что происходит, решил один из центурионов. Сердце пробило двадцать раз, прежде чем он вернулся, мало кем замеченный. Лицо центуриона было белее сенаторской тоги. Тулл толкнул Фенестелу и кивнул на центуриона, который перевел дыхание и произнес:
– Август умер.
Тулл почувствовал легкое головокружение. Физиономия ошарашенного Фенестелы приобрела почти комическое выражение. Но услышали слова центуриона далеко не все, и тогда он заревел:
– АВГУСТ УМЕР! ИМПЕРАТОР, ДА УПОКОЯТ БОГИ ЕГО ДУШУ, СКОНЧАЛСЯ!
Разговоры замерли. Кто-то уронил на пол кубок. Веселая мелодия, которую наигрывал флейтист, оборвалась на протяжной фальшивой ноте.
– Откуда это известно? – требовательно спросил Тулл. Его поддержала дюжина голосов.
– Говорят, новость только что получили из Рима, – ответил центурион. – Сразу после смерти императора во все части империи отправлены гонцы. Им приказано скакать день и ночь.
Поднявшийся в харчевне гвалт вторил крикам, доносившимся снаружи. Одни, обхватив голову руками, опускались в отчаянии на скамьи. Другие, не таясь, плакали. Кто-то молился. Более стойкие наполняли кубки и поднимали их в память о покойном императоре, сопровождая экстравагантными тостами.
– Во имя всех демонов преисподней, – прошептал Тулл, вдруг ощутив слабость, словно после двадцатимильного марша. Август запретил ему приезжать в Италию, но был по-настоящему хорошим правителем и пребывал у власти сорок пять лет. – Мне уже казалось, что он вечен.
– Не только тебе одному. Многие так думали, – кивнул Фенестела.
Выглянув из палатки, Тулл обратил внимание на стоящую снаружи группу легионеров. Тронувшее всех горе как будто не коснулось их. Наоборот, они
