Тулл не понял, является ли вопрос риторическим, однако на всякий случай решил промолчать.
– Я могу обещать им увеличение жалованья после того, как они вернутся в казармы, – сказал Германик. Взглянув на Тулла, он спросил: – Это поможет?
Наместник не сводил с него глаз, и центуриону пришлось отвечать. Жалея, что не умеет лгать, Тулл негромко сказал:
– Людям нравится держать монеты в руках, господин, а не выслушивать обещания об их раздаче в будущем.
– Я имперский наместник, – повысил голос Германик, твердея лицом. – Я не собираюсь перед ними унижаться, понятно?
– Понятно, господин, – ответил Тулл, а сам подумал, что наместнику придется дать что-то существенное, иначе снова прольется кровь.
– Проводи меня в шатер, – приказал Германик. – Я должен подумать, как лучше действовать.
– Слушаюсь, господин, – ответил Тулл и зашагал впереди наместника, надеясь, что благие мысли посетят Германика раньше, чем мятежники потеряют терпение.
Надежды оказались напрасными. То ли не сумев унять гордыню, то ли просто не найдя лучшего решения, Германик собрался сообщить мятежникам, что жалованье в легионах будет увеличено, когда они вернутся в свои постоянные лагеря. Тулл получил приказ передать это предложение восставшим на следующее утро. Центурион не удивился, когда Костистый с товарищами сразу же отверг предложение наместника. Багровый от ярости, предводитель своими воплями довел бунтовщиков до неистовства. В легионеров Тулла полетели оскорбления, а потом и камни. Тулл твердым голосом велел центурии сомкнуть ряды и обнажить мечи. Возникло противостояние: обе стороны были на взводе и изготовились к схватке, но до кровопролития дело не дошло. Тулл хотел бы отвести своих солдат обратно, под прикрытие рва и вала принципии, но должен был получить ответ мятежников Германику.
– Вы принимаете условия? – крикнул он.
Костистый вышел из-за охранявших его товарищей и подошел к стене щитов легионеров; между ним и Туллом было не более дюжины шагов.
– Скажи своему наместнику, – прошипел он, не обращая внимания на острия мечей, направленные ему в грудь, – что ему лучше выйти к нам с таким предложением, которому мы действительно поверим. У него есть время до заката солнца.
– А иначе что? – запросто спросил Тулл.
– А иначе я поведу на принципию четыре легиона, – отчеканил Костистый. – Посмотрим, сколько вы сумеете продержаться.
Германик пришел в неописуемый гнев, когда Тулл сообщил ему ответ мятежников.
– Что сказал этот пес?! – взревел он, как центурион на параде.
Тулл повторил и, хотя это было нелегко, добавил, глядя в глаза Германика:
– Ты должен дать им ответ до заката.
– До заката? Я, имперский наместник, должен давать ответ этому сброду? Я, племянник императора, должен общаться на равных с подонком, который недостоин чистить мою обувь? – Германик издал короткий нервный смешок, всем видом изображая недоумение. Но в глазах его горели искры гнева, и, когда он переводил взгляд с одного командира на другого, все они, включая Туберона, быстро опускали лица.
– Обстановка ужасная, господин, – произнес Цецина.
– О, Юпитер Величайший, она невыносима! – закричал Германик, меряя шагами шатер. – Нестерпима!
Никто не смел вставить ни слова.
«Если б у них было время до утра», – думал Тулл. Под покровом ночи он провел бы отряд отборных легионеров и убил Костистого и других предводителей мятежа. Дело опасное, но вполне возможное. Однако при свете дня это предприятие граничило с самоубийством. Больше всего на свете Тулл ценил жизнь своих солдат, поэтому он не сказал ни слова. Германик не глупец и должен понять, что его загнали в угол.
– Что мы можем сделать? – требовательно спросил наместник, обводя взглядом присутствующих.
Все неожиданно углубились в рассматривание пряжек на ремнях и сандалий. Кто-то притворно покашливал. Гордость не позволяла Туллу прятать взгляд, и он посмотрел в глаза Германика, когда наместник остановился перед ним.
– Не напасть ли на предводителей мятежа? Что, если отсечь гидре все ее головы? – Вблизи Германик казался просто гигантом, он нависал над Туллом, глядя на него сверху вниз.
– Я сделаю это, если прикажешь, господин, – спокойно ответил центурион.
Германик усмехнулся.
– Идея тебе не нравится?
– Нас слишком мало, господин. Даже если мы проберемся к месту, где находятся главари мятежа, нас разорвут на части. В любом случае толпа затем ринется сюда, на штаб-квартиру. – Насчет последнего Тулл не был уверен, но он не желал класть жизни своих солдат на алтарь гордости Германика.
Тот обдумал его слова и глубоко вздохнул.
– Ночью мы могли бы достичь успеха, но не днем.
