иное, как его жертвоприношение Донару, кровавое воплощение его клятвы, наглядное свидетельство, смысл которого очевиден каждому. Это воздаяние Риму за четверть века жестокого насаждения своего господства в Германии, это кара богов, свершенная копьями его воинов.
И пусть в Риме скажут, что это дикое варварство, подумал Арминий, пусть. Но так его народ –
В ближайшие дни, по его приказу, тысячи воинов разграбят и сожгут все римские поселения к востоку от Ренуса и тем самым очистят землю от римской скверны. Интересно, как скоро весть об устроенной им засаде достигнет ушей императора? Скоро: в чрезвычайных ситуациях императорские гонцы успевали покрывать за день громадные расстояния. «Трепещи в своем дворце, старик! Одним ударом я уничтожил три твоих легиона. Десятую часть твоей армии! Десятую! Невероятный успех».
Жаль только, что его воины сумели захватить лишь двух орлов. Третий куда-то пропал. Именно это и вынудило Арминия подняться с одеял. Без третьего орла победа будет неполной, пусть даже он и сокрушил римскую армию. Золотые птицы – символы могущества Рима, живые сердца каждого легиона. Они – высочайшая награда его союзникам за их доблесть. Другой такой наградой была голова Вара. Ее он отошлет Марободу, вождю маркоманов, чтобы заручиться его поддержкой в войне против Рима. Орла Девятнадцатого легиона он подарил бруктерам. Воины этого племени нанесли римлянам тяжелейшие потери. Орел Двадцатого легиона достался хавкам. Они подтянулись к месту сражения последними, зато в количестве шести тысяч воинов. Не имея третьего орла, Арминий не мог вручить марсам обещанную награду за их доблесть. Жаль, золотой орел наверняка скрепил бы союз херусков и марсов. Пусть их племя невелико, но это не помешало им уничтожить старших офицеров и их охрану. Надо признать, что это был решающий момент – после него сопротивление римлян начало таять на глазах.
Внезапно до Арминия донесся душераздирающий вопль. Впрочем, не первый – следовавшие за воинами женщины уже здесь. Они медленно пробирались между мертвыми телами в поисках денег или других сокровищ. Любой, кто был еще жив, получал удар ножом между ребрами. Видимо, эта жертва удостоилась иной чести. Вопль повторялся раз за разом, крик агонии и отчаяния. Охваченный любопытством, Арминий направил коня туда, откуда тот раздавался, к поляне между деревьями, частично скрытой построенной им насыпью. Он подъехал ближе. В следующий миг солнечный луч отразился от какого-то металлического предмета. Тот оказался забралом кавалерийского шлема, причем стояло оно вертикально, как если бы прикрывало лицо отрубленной головы. Остальной части шлема не было, а с самого забрала кто-то уже содрал мечом дорогое серебряное покрытие. Казалось, будто пустые глазницы наблюдают за Арминием. Не выдержав их взгляда, он отвернулся. Боги, пусть это будет забрало Туберона! Даже в эти минуты херуск испытывал к трибуну неистребимую ненависть. К его великой досаде, среди убитых или захваченных военачальников Туберона не оказалось. Арминий не удивился бы, если этот скользкий гаденыш сбежал.
Увы, римлянин, которого пытали четверо воинов, не был Тубероном. Судя по валявшимся на земле доспехам и шлему, это был рядовой легионер. Какие раны он получил в бою, этого Арминий не узнал, так как у солдата был отрезан язык. Его перемазанный кровью рот исторгал пронзительные вопли, а сам он стоял на коленях, в мольбе воздев к своим мучителям руки.
Воины же так увлеклись, что не заметили Арминия. Узипеты. Что ж, ничего удивительного. Пока воины других племен отсыпались после похмелья, узипеты принялись мстить за неудавшийся набег на правый берег.
– Не понимаю, что ты там лопочешь, – с издевкой произнес один из воинов.
– По-моему, он просит назад свой язык, – заявил другой, с гривой черных волос. С этими словами он помахал перед носом несчастного кровавым ошметком. Солдат отпрянул и закричал еще громче.
– Ну, наконец-то, змееныш, ты перестал шипеть, – сказал Черноволосый.
Трое приятели расхохотались. Черноволосый посерьезнел первым.
– Держите его! – приказал он.
Два его приятеля схватили легионера за плечи. Черноволосый тем временем извлек из торбы у себя на поясе иголку с ниткой и, сосредоточенно насупив брови, принялся зашивать несчастному солдату губы. Тот зашелся в душераздирающем крике и попытался вырваться. Черноволосый огрел его кулаком по голове.
– Хочешь, чтобы я заодно вырвал тебе глаза?
Легионер в ужасе замотал головой – нет!
– Тогда сиди смирно и не дергайся!
Черноволосый возобновил шитье. Что удивительно, легионер нашел в себе силы терпеть, лишь изредка издавая сдавленные стоны. Закончив работу, узипет отложил нитку с иголкой и довольно потер руки.
– Оно, конечно, получилось кривовато, но в целом неплохо. Что скажете?
– Когда в следующий раз у меня порвется туника, я буду знать, к кому обращаться, – пошутил его товарищ.
– Привет! – окликнул их Арминий.
