– К наместнику невозможно прийти вовремя. Возможно, когда-нибудь ты поймешь это на собственном опыте.
Обычно Вар старался узнать как можно больше о новых офицерах еще до их прибытия в лагерь. Туберону было всего семнадцать – слишком юн для старшего трибуна, зато из знатной семьи. Что еще важнее, его отец – хороший знакомый Августа, что многое объясняет. Иначе как бы этот сопляк попал в Восемнадцатый легион, да еще вторым после командира? Если этот Туберон ничем не запятнает себя и в ближайшие лет десять покажет, что не лишен способностей, а также при условии, что его семья не попадет в немилость, есть все основания полагать, что он дослужится до поста наместника провинции. Вар очень надеялся, что Туберон окажется «управляемым». Можно подумать, мало у него забот! Не хватало ему возиться с очередным испорченным зазнайкой!
– Если тебе сейчас неудобно, господин, то я…
– Останься, – приказал Вар. – Небольшой перерыв в бумажной работе мне не помешает.
– Спасибо тебе, господин.
– Что привело тебя ко мне?
– Я здесь всего несколько дней… – Туберон не договорил.
– Надеюсь, ты уже обустроился? Или тебя не устраивает твоя квартира?
– Что касается квартиры, все прекрасно, спасибо тебе.
– Наверное, тебя шпыняет легат?
– Нет, господин. Он всячески помогает мне, вводит меня в курс дела…
– Значит, это кто-то из центурионов? Обычная история. Ветераны-центурионы свысока посматривают на юных чванливых аристократов, которые прибывают из Рима, чтобы ими командовать. Или это кто-то из младших трибунов?
– Дело не в этом, господин.
– Тогда в чем? – Вару стало и впрямь любопытно.
– Слишком тихо и спокойно, господин. Никаких… неприятностей.
Ага, вот оно что, улыбнулся про себя наместник.
– Но ведь это хорошо, трибун. Покой нужно ценить. Это значит, что империя может вести свои дела без каких-либо помех.
– Оно, конечно, так, господин. Просто я…
– Тебе не терпится в бой? – спросил Вар, вспомнив свои первые годы в армии.
– Да, именно, господин!
Аристид презрительно фыркнул. Наместник сделал вид, что не услышал этого.
– Трибун, тебе служить здесь самое малое год. Иными словами, у тебя еще будет возможность в ярости помахать мечом.
Туберон разочарованно кивнул.
Ох уж эта юношеская горячность, подумал про себя Вар. Кстати, на ней можно будет сыграть. В конце концов, у парня хорошие связи…
– А чем бы ты хотел заняться? Может, патрулировать тот берег реки?
– Это было бы прекрасно, спасибо тебе, – ответил Туберон, просияв.
– Ну что ж… В таком случае поручаю тебе доставить мои новые приказы начальнику лагеря в Ализо. Это в двух днях пути на восток отсюда, на берегу реки Люпии. По пути ты минуешь несколько поселений. Думаю, тебе будет только на пользу узнать поближе, что такое Германия и ее племена. Надеюсь, обойдется без неприятностей. Доставишь начальнику лагеря мои письма и с его ответами вернешься назад.
– Спасибо тебе огромное, господин.
– Думаю, когорты с тебя хватит. Я поговорю с Валой; пусть он поставит во главе ее надежного, опытного центуриона.
Туберон слегка покраснел.
– Мне не нужны помощники, господин.
– Это решать мне, трибун. Ответственность поддержания в Германии мира и порядка возложена не на тебя, а на меня.
– Разумеется, господин, – ответил юноша, хотя в голосе его слышалось упрямство. – У тебя уже есть кандидатуры?
– А ты как думал? Конечно, есть. Старший центурион Тулл. Ты с ним уже знаком?
– Нет, господин. – Отвечая на вопрос Вара, Туберон вложил в эти два слова все свое презрение к тем, кто ниже его по рангу. Его самоуверенность уже начала раздражать наместника.
– Запомни две вещи, трибун. Во-первых, твоя прямая обязанность – познакомиться со всеми командирами когорт Восемнадцатого легиона. В идеале ты должен лично знать каждого центуриона. Да, ты прибыл недавно, но за это время должен был по крайней мере уже слышать о Тулле. Это заслуженный, уважаемый ветеран, отдавший армии четверть века. Его уважают здесь все – от легата Валы до последнего солдата. Насколько мне известно, это один из самых любимых солдатами офицеров во всем легионе.
Как и многие юноши, Туберон отлично умел нацепить маску равнодушия, и это притом, что Вар уже не скрывал своего раздражения.
