– Никому не позволено говорить плохо о потомках великого хана, недостойный! – прошипел советник, однако в голосе уже не было угрозы. – Ты слышал, никому!
– Еще раз прошу – прости глупца за речи его, великий сын степи. Не должно нам собачиться на радость нашим врагам-шакалам.
Гунн шумно выдохнул, рука, наконец, отпустила рукоять ятагана. В темном углу шатра послышался вздох облегчения, звякнул задвигаемый в ножны металл.
– Я ценю твою заботу о потомках великого хана, но будет лучше, если ты свои, как и мы, помыслы пустишь на истребление урусов, – уже спокойным голосом произнес советник.
– Это всенепременно! – довольный голос донесся из темного угла. – Думаю, уговор состоялся. Завтра Гонорих встретится с вами у реки. Кстати, мои люди говорят – воинов среди русов почти нет, да и те ушли на сенокос. Как говорят у нас – приходи и бери хоть голыми руками. Чую, ждет нас удача!
– Время покажет, – сказал советник и кивнул человеку в тени. От дальнего угла шатра послышался скрип кожи, звякнули шпоры, вечерний ветер ворвался в шатер, колыхнул пламя чадящих факелов. Советник хана застыл на месте, лишь рука не спеша поглаживает тронутую сединой бородку.
– На все воля Великой Небесной Кобылицы, – наконец произнес он негромко вслед удаляющейся фигуре. – Но если перехитрить удумаешь меня, славянский жрец Огненной Табити, тогда не спасет тебя никто, даже твои боги! А твой череп станет моей чашей для кумыса! На то воля уже моя будет.
15
Высокая трава хлещет по конским животам. Копыта рвут плодородную почву, земля черными фонтанчиками разлетается в стороны. Пятерка лошадей рвется вперед, сквозь отступающую ночь. Далеко позади первые лучи солнца пронзают огненными копьями виднокрай, тьма лоскутами рвется под их безудержным натиском.
В простеньких седлах степняки прижимаются к шеям животных, встречный ветер бьет в лицо, норовит стянуть войлочный шлем, развивает, спутывая, лошадиную гриву. Гунны нещадно подгоняют коней, те из последних сил надрывают жилы, кроваво-желтая пена ошметками срывается с губ. У одного из гуннов в руках короткий лук из турьих рогов.
Впереди едва различимый среди высокой травы бежит человек. Рубаха на спине вся взмокла от пота, порвана в нескольких местах, по правой руке чуть выше локтя расползлось кровавое пятно, струйки стекают к запястью, разлетаются в стороны, гонимые ветром, из разорванного рукава торчит обломанное древко стрелы.
Рядом с головой беглеца вжикнуло, потом еще раз. Человек круто взял вправо, послышалось ржание коней и гуннские проклятия. Вновь послышался леденящий душу звук рассекаемого стрелой воздуха. Беглец почувствовал обжигающую сталь, он лишь успел вогнуть голову в шею, стрела пронеслась вперед, унося с собой клок белокурых волос, бегущий почувствовал, как теплая струйка скользнула по шее и устремилась по груди и животу вниз. Сзади послышалось улюлюканье.
Кони настигали беглеца. У него, напротив, заканчиваются силы, дыхание с хрипом вырывается из груди, ноги начали путаться, усталость камнем наваливается на плечи, перед глазами назойливо маячат огненные мухи. Бегущий человек стал чаще петлять, пытаясь запутать и сбросить преследователей, однако в степи уйти от коней невозможно. Человек из последних сил рванул вперед, однако вскоре запутался от усталости в собственных ногах и рухнул на землю, за спиной стремительно нарастает улюлюканье степняков.
Через распластавшееся тело перепрыгнул конь, за ним второй, остальные пронеслись рядом, один из них круто взял левее – тяжело дышащий в пыли человек оказался в кольце. Он попытается поднять голову, но тут же вскрикивает от боли – плеть ожгла спину и шею. На коже мгновенно вспыхнул красный рубец.
– Ну что, мерзкий урус, набегался? – злорадно бросил один из гуннов. На правой щеке пламенел свежий шрам от плети. – Думал от наших резвых лошадей уйти? Ай, глупый урус, дун-ха!
Воздух рассекло ледяным порывом. Плеть вновь обрушилась на спину беглеца, тот взвыл, пропитанная солью рубаха мгновенно превратилась в тряпичные ошметки. Разорванная плоть брызнула кровью.
– Ну что, мерзкий урус, сейчас рвать, топтать конями тебя будем!
В ответ рус только промычал, попытался ползти, но конечности вконец одеревенели, не слушаются.
Пленник напрягся из последних сил, жилы на лбу и шеи вздулись как крупные змеи, на спине лопнула тоненька корочка, кровь хлынула наружу.
– Ай, шакал, силы нашел – гляди, ползет!
Боль рвет тело на части, еще мгновение – и глаза от натуги вылезут наружу. Беглец застонал, рот набился землей и крохотными камешками. Внезапно он ощутил, как что-то лопнуло в животе. Обжигающая боль пронеслась волной от ног к голове. Рус не вытерпел и страшно заорал. Под ним медленно расплывается лужа, влага быстро впитывается в землю.
– Ой-хоо, смотри, он обмочился!
Раздался оглушительный хохот. Кони шагом сделали еще один круг. Один из них свесился с седла, чтобы пнуть руса ногой, вздернутый кверху носок задел раненное предплечье. Беглец не пошевелился. Едущий следом гунн раскрутил плеть и с наслаждением опустил ее на руса, раздался сухой шлепок и хруст вспоротого мяса. Кровь брызнула фонтанчиками, стала растекаться струями в разные стороны. Однако распластанное на земле тело даже не
