В град Треполь велено никого не пускать. Назначенный вместо воеводы старшина словно огрел огромной грязной палкой меж ушей – из лагеря ни ногой! – завтра на рассвете в путь, воевода обещал всех пересчитать по головам. Кого не досчитается, высечет прилюдно. Воеводу знали как облупленного – слово сдержит.
Наемники разбрелись кто куда, лица злые, недовольные. Один за одним в долине зажигаются костры, в нос бьет вкусный запах жареного мяса.
Йошт оторвался от палочки, внимательно рассматривает – свистулька не выходит, – недовольно цокнул, костер с жадностью поглотил деревяшку.
Венед окинул взором утонувшую в темноте поляну: яркими точками горят костры, волы заботливо накрыты рогожей, громко посапывают, слышится тихое ржание пасущихся у реки коней. Но взгляд как заговоренный косится на стены Треполья, на высокие поверхи боярских теремов. От городских улочек вкусно несет хлебным духом, острый запах дубилен вперемешку с кисловатой гарью кузниц приятно щекочет ноздри.
Седобородый ветеран долго перемешивает обереги в кожаном мешочке, достает по одному, бросает на землю. Третий раз кряду выпадает одно и то же: сокол, меч, огонь. Ждет впереди сеча страшная…
– Смык, да брось ты эти деревяшки! Давай лучше кости перекинем, – предложил долговязый. На него зашикали.
– Я вот и бросаю… Недобрые знаки, недобрые… – задумчиво произнес ветеран, бросил еще раз. Вместо сокола выпала змея. Рядом в ухо цыкнул парень со шрамом во всю щеку. – А что до костей – как бы свои не сложить.
– Типун тебе, Смык!
– Чего под руку говоришь? – буркнул недовольно ветеран. – Надо еще разок бросить…
Все замерли, не дыша следят за рукой ветерана, смотрят вслед брошенным на траву дощечкам, те крутятся, вертятся. Воины шлепают губами, заговаривают на удачу. Но вновь «птица», «меч» и «пламя». Все разочарованно выдохнули, кто-то сплюнул, ругнулся.
– Ты давеча хотел удаль показать? – обратился парень со шрамом на лице к долговязому, кивнул на обереги. – Как видим, случай представится…
– Да уж, заговорил на путь-дорогу… Плесни-ка лучше кваску.
Йошт и сам хмурится, смотрит на палочки. В гадания хоть и не особо верует, но холодок при каждом броске гадальных палочек покусывает низ живота. А может, и вправду впереди сеча? Да ну его, в сердцах махнул рукой Йошт, тоже мне, ведун-кудесник!
Из-за трепольских ворот послышался протяжный звук дудочки, ей вторят нестройные голоса, хлопки в ладоши, смех.
Наемники умолкли. По лицам пробежала тень.
– Веселятся! – буркнул парень с рубцом на щеке. – А мы тут землю задницами полируем!
– Это купец виноват! – раздраженно гаркнул долговязый. – И воины его – все как один морды степняцкие. А все одно – им дорога открыта в град любой. Потому как гости, мать их, заморские.
– Да враки это, – сморщил гримасу седобородый. – Дело в другом. Вот, други, только представьте – с полсотни таких, как мы, пустить в город, ясное дело, с дороги кто брагой, кто молодым вином, пивом пенным жажду станут утолят. Э-э-эх! – бросил ветеран в сердцах, махнул рукой. – Такое, браты, начнется…
– Это ты верно заметил, Смык, – довольно лыбится парень со шрамом. – Весь город с ума сойдет – так гулеванить начнем!
– Ага, а там и кулак почесать захочется о чью-нибудь хмельную голову. И поводы найдутся враз…
– И не говори!
– Никак боятся нас?
– А чего нас бояться – мы ж не враги какие, свои…
– Свои… Свои разные бывают! – замечает седобородый ветеран. – У нас в деревне как-то почти все куры пропали, так тоже говорили – свои…
– Да зачем нам их куры-то, щас бы пива пенного, холодненького глотнуть… – мечтательно, аж зажмурившись, говорит долговязый. – А там и потешиться можно, девиц в граде видимо-невидимо.
– Ох, раздразнил! Мне уже не терпится шмыгнуть за изгородь, напиться и дивчину какую на сеновал, – захохотал парень со шрамом. – И чтоб обязательно с косами, их хорошо на кулак наматывать…
Опять воздух содрогается смехом.
– Я недавно одну приметил: коса до пояса, глаза большие, как золотые монеты ромеев, щеки румяные, как спелые яблоки, и вообще девка самый цвет – кровь с молоком.
– Эй, хватит дразнить!
Долговязый заговорщицки подмигнул.
– А ежели рискнуть? Ночью через стену перемахнуть – плевое дело! – предложил долговязый, а сам косится на ветерана. – Помню, как в прошлый раз стояли мы возле…
– Это кто там под покровом ночи куда собрался? – обрубил седобородый. – Кто осмелел?!
Все хихикают. Долговязый и парень со шрамом картинно смотрят в небо, посвистывают, мол, я не я и корова моя с краю.
– Нишкни! Наказ старшины не слышали? Я вам щас каждому огрею по уху, прочищу – чтоб слышали в следующий раз!
