голова пошла кругом. Ох, и тяжко придется, когда будут ее штурмовать…
Впереди внезапно кончилась растительность, дальше деревянный настил проложен по голой земле. Беглого взгляда советника хватило, чтобы вновь отметить изобретательность ненавистных русов. Они это зовут «…чтобы и мышь не прошмыгнула». По чистой и ровной, как стол, земле не пустишь лазутчиков – лучники с башен без труда перебьют всех, как глупую дичь. С боков тоже не подступиться – по отвесным скалам не то что гунн – зверь не взберется, разве что птица взлетит, да и ту подстрелят с тех же башен.
Кортеж гуннского советника уперся в массивные ворота Кияра. Сверху массивной арки, венчающей врата, раздаются команды, послышались быстрые шаги, звяканье металла. Скрипнули засовы, заскрежетали механизмы, и ворота медленно подались вперед. Тагулай в нетерпении сжимает поводья, с шумом втягивает прохладный горный воздух. Коротконогие гуннские лошадки бьют копытом, мотают гривами, тихонько ржут.
Сразу за вратами ширится дорога, поднимается вверх и убегает вперед, деревянный настил весело отзывается под копытами лошадей.
Тагулай с интересом рассматривает внешние крепостные стены. Мощные стволы упираются в высокий частокол стен, места соединений обиты железом, для прочности туда вогнаны огромные, толщиной с руку, металлические штифты. Вдоль стен бегут навесы в два поверха, будки-бойницы с матерчатыми крышами расставлены умело – с них простреливается вся долина, лестницы зигзагами сбегают с них. Вдоль стен прохаживаются могучие славянские воины, поблескивают остроконечные шлемы, серебряным светом струятся пластинки и кольца доспеха, у каждого по копью с широким пером, за поясом – топорик на длинной ручке – таким хорошо крушить вражьи щиты.
Чуть дальше крепостных стен стелются ровные площадки, на них устроились телеги, крытые рогожей, вся в горбах, в очертаниях легко угадывается округлость камней, рядом с телегами на поддонах стоит десятка два огромных чанов, горловины крепко перехвачены прочной материей. Бывалому воину хватит одного взгляда, чтобы прикинуть, какой ущерб способно нанести это жуткое варево.
Мда, с наскока взять такую твердь и пробовать не стоит, все у стен и лягут, кто со стрелой в груди, а кто и с обожженной башкой, с горечью подумал советник хана.
Навстречу гуннам двигаются навьюченные лошади, поскрипывают телеги, но, завидев знатного степняка в сопровождении охраны, спешно прижимаются к обочине, уступают дорогу, однако головы и тут не клонят.
Впереди вырастают еще одни ворота, поменьше первых, зато поизящней – полосы из желтого металла бугрятся рельефами, в центре горит солнце, раскосые лучи разлетаются в стороны, искусно исполненные в металле глаза немигающим взором смотрят вперед. Перед вратами возвышается фигура на коне, на груди поблескивают пластинки доспеха, серебром струятся кольчужные вставки, к седлу пристегнут остроконечный шлем. Даже издали видно – богатырь могучий, мышцы вздуваются валунами, кольчужные кольца на руках едва не лопаются, кулаки-молоты сжимают поводья.
Гунны медленно подъехали к могучему воину, тот кивком приветствовал их и с совершенно непроницаемым лицом коротко произнес:
– Я Зоран. Мне велено сопровождать вас.
Он тут же развернул коня и направился к воротам, деревянный настил со скрипом прогнулся под его копытами. Тагулай недовольно цокнул, лицо сморщил – опять обошли вниманием! – но без лишних слов подал своего коротконогого скакуна вперед. Железное солнце разделилось надвое, пропуская в себя кортеж.
Тагулай едва не подпрыгнул в седле, громко ахнул – впереди маячат десятки, нет – сотни людей. Одни под уздцы ведут доверху загруженных лошадок, те хмуро смотрят себе под ноги, потряхивают гривами. Другие деловито прохаживаются между торговыми палатками, прицениваются, бьют по рукам, третьи торопятся побыстрее проскочить с самого края толчеи к улице, ведущей к жилым кварталам. Тут же снуют лоточники, предлагают нехитрую снедь, отгоняют стайки босоногой ребятни от сладостей. Многоголосый гомон стоит над центральной площадью Кияра. «Не город, а муравейник!» – изумленно подумал Тагулай. В самом центре площади возвышается Велес, вытесанные из дерева брови сурово сдвинуты на переносице, следит, чтоб в торговле в стольном граде обмана не было. У подножия лежит пучок первых злаков, горками насыпана крупа, среди крупинок поблескивает золото монет. От кумира змейкой убегает каменная дорожка, теряется в арке, затем снова подпрыгивает и упирается в скалы великой горы Элбе-Урус, как зовут ее гунны. С одного из искусно вытесанных в твердом базальте балконов срывается шумный поток, он с громыханием падает в небольшую долину, вода рокочет, взрывается кипящими струями, но вскоре сила ее угасает, и она спокойной голубой лентой ползет вперед, за стены Кияра. Дальше угадываются очертания крупного капища, несколько идолов возвышаются над поляной, дым костров серой лентой устремляется в небо.
– Эй-эй, поди-поди! – Тагулай вздрогнул от неожиданного тоненького голоска, едва ли не под копыта его лошади угодил босоногий мальчуган, лицо чумазое, но довольное. Завидев коня, он тут же отскочил в сторону и бросился вперед. – Йех-ха!
В руке славянского паренька застыла игрушка, точь-в-точь напоминающая ветряное колесо – лопасти раздувает ветерок, они раскручиваются в едва заметный круг. За парнишкой с улюлюканьем устремились другие дети, босые ноги дробью шлепают по деревянному настилу, они радостно визжат, просят дать поиграть с ветром. Вдруг один из них остановился и впился взглядом в Тагулая, маленький рот приоткрыт, глаза от удивления сделались размером с монету. Он ахнул, ткнул пальцем в гунна и пролепетал:
– Это… это он… Он! Меня им моя бабка пужает по ночам!
Детский визг мгновенно стих, несколько пар голубых детских глаз вперились в степняка, тот невольно подал коня назад. Они обступили Тагулая, но ближе вытянутой руки не приближаются, страшатся – вдруг демон из страшных сказок бросится на них?
